«Сейчас пригласит к себе в гости, а там уже стол, хороший дербентский коньяк, может, и баня», – размечтался уставший следователь. Здесь было тепло, но он так и не согрелся: казалось, что это ледяное оцепенение не пройдет уже никогда.

Но Еременко встретил гостя прохладно: озабоченно, без обычной в таких случаях улыбки, пожал руку и занялся текущими делами: выслушал доклад заместителя, отправил в столовую рядовых, проводил тоскливым взглядом улетающий вертолет.

– Где тела наших ребят, Артур Михайлович? – хмуро спросил он. И следователь догадался, что у начальника неприятности. Только пока не понял – какие.

– В Махачкалу отправил, в морг, – ответил майор. – А что такое?

– Пришли их родственники. Требуют немедленно выдать. Обычай требует хоронить умерших до захода солнца…

– Так солнце давно зашло!

Капитан вздохнул.

– Так они давно и требуют…

– А как узнали?

– В горах выстрелы разносятся далеко. И плохие новости – тоже… Что им ответить?

Алиев развел руками.

– Нужно провести вскрытие, извлечь пули, составить акты… Так что дня через три…

– Они просто так не уйдут! – мрачно сказал начальник. – Я им все это говорил. Они такого не понимают… Что же делать?

– А давайте, я с ними поговорю, – внезапно предложил майор. – Я специально изучал обычаи…

– Правда?! – просветлел лицом капитан. – Да я… Да мы… Будем должниками!

В сопровождении начальника и заместителя, следователь прошел к воротам. За ними, в свете прожекторов, стояли четыре «Нивы» и толпились полтора десятка суровых, агрессивно настроенных мужчин, которые возбужденно переговаривались между собой по-аварски. Алиев тоже был аварцем. Он поздоровался на родном языке, и тут же со всех сторон на него обрушился шквал вопросов, упреков, обвинений. Смысл их сводился к тому, что если русский начальник не знает вековых обычаев, то уж он, земляк, должен понимать нужды своих единоверцев.

– Кто старший, уважаемые земляки? – очень вежливо, как и положено, поинтересовался майор.

– Вот, Газимагомед. – Ему указали на кряжистого мужчину с седой бородой. Он был в коротком поношенном пальто и в каракулевой папахе. Волевое лицо сковало выражение скорби.

– Уважаемый Газимагомед, что говорят наши адаты о похоронах погибшего? – подчеркнуто почтительно спросил Алиев.

Он знал: очень важно не только ЧТО говоришь, но и КАК говоришь. Он знал, что общая национальность и язык дают ему преимущество, а майорские погоны сглаживают молодость и если не делают его равным с аксакалом, то заметно приближают к нему. И он знал, что от этого разговора многое зависит. В горах неосторожное слово или необдуманный поступок могут вызвать большой пожар…

Вопрос удивил старейшину. Он ожидал ссылок на закон, на интересы следствия, которые в данном случае не имели никакого значения. Но чтобы официальное лицо обратилось к адатам…

– Это все знают! – Он махнул рукой. – Мертвых хоронят в тот же день до захода солнца!

Алиев кивнул:

– Вы правы, уважаемый Газимагомед. Это общее правило. Но из него есть исключения…

Суровые мужчины подошли ближе, сгрудились вокруг и внимательно слушали.

– Что за исключения? Не знаю никаких исключений! – отрезал Газимагомед и обернулся к остальным, будто хотел заручиться поддержкой.

– А исключение состоит в том, что если смерть наступила после трех часов дня, то срок переносится на сутки.