Потом двинулись маршевые шеренги, вперив взгляд в своего главнокомандующего. Власов пропускал их, обращаясь к каждой роте, как это было принято в России, с несколькими ободряющими словами: «Вперед, молодцы!» или «Смело, сыны мои!». Он настаивал, чтобы генерал Кестринг, Ашенбреннер и я, поскольку мы говорили по-русски, тоже приветствовали проходившие части такими же подбадривающими словами. Мы это делали. Под конец прокатили танки Т-34, как некие советские призраки.

День закончился большим банкетом».

В своей книге Фрелих задает вполне резонный вопрос: «Какую же силу представляла Освободительная армия?» И тут же отвечает на него, как человек, прекрасно знающий предмет: «Если считать всех, включая «хиви», то это были сотни тысяч. Хотя они и носили нашивку РОА и были обработаны пропагандой из Дабендорфа, но Власову не подчинялись. Непосредственно под его командой находились только Первая и Вторая дивизии со всеми подразделениями и воздушные силы».

Комментируя этот ответ, Фрелих уточняет: «Как я уже упоминал, Гитлер одобрил создание Русского освободительного движения только в целях пропаганды, то есть его целью было разложить пропагандой Красную Армию и вызвать возможно большее число перебежчиков. Его не интересовало развертывание Власовского Движения до уровня серьезного начинания, которое могло принять решающее участие в борьбе с коммунизмом». И это действительно было именно так.

Пройдет всего две недели и все тот же полковник Герре вручит командиру первой дивизии РОА приказ германского командования о подготовке соединения к выступлению на фронт. Что тут началось! «Генерал Буняченко был поражен полученным приказом, который был передан ему, обойдя генерала Власова, — свидетельствует командир 2-го полка дивизии Артемьев. — Выразив полковнику Герре свое недоумение по поводу полученного приказа, генерал Буняченко немедленно связался с Власовым, который был в это время в Хойберте в 60 километрах от Первой дивизии. Если раньше немецкое командование могло безответственно бросать русские части в бой по своему усмотрению, то теперь, когда дивизия была в руках русского командования, дело обстояло несколько иначе. В тот же день генерал Буняченко вызвал к себе командиров полков и отдельных частей дивизии и объявил им полученный приказ. Он заявил при этом в самой резкой форме, что расценивает действия немецкого командования, как обман и предательство и что будет говорить с генералом Власовым. Командиры частей полностью разделяли мнение генерала Буняченко, и на этом же совещании был намечен план особых мероприятий в дивизии на случай возможного возникновения конфликта с немцами. Впервые возник вопрос о неподчинении, вплоть до вооруженного сопротивления». Произошло это 2 марта 1945 г.

С.А. Ауски (1922—2010), чешский историк, а в прошлом разведчик-проводник (переводчик) 2-го пехотного полка 1-й дивизии РОА, главной причиной недовольства Буняченко называет не только сам факт приказа германского командования русским частям, но и попытку разделить 1-ю дивизию РОА по разным железнодорожным транспортам на мелкие части.

5-го марта в дивизию приехал Власов, чтобы урегулировать вопрос мирным путем. После его переговоров приказ был изменен: «Дивизия все же должна была выступить, но не в район Штеттина, а в район Люббен, Франкфурт-на-Одере, Котбус, юго-восточнее Берлина. Туда, по заверению немецкого командования, несколько позже должны будут прибыть Вторая дивизия, казачьи соединения и некоторые другие русские войсковые части. В ставке генерал Власов получил заверение, что в этом районе будут объединены все русские добровольческие части и что после этого они будут введены в бой под командованием генерала Власова». Изменился и план переброски. Теперь дивизия должна была следовать походным маршем до Нюрнберга, а затем, погрузившись в железнодорожные эшелоны, убыть в район Франкфурта-на-Одере.