Ерожин не возражал. Волков подписал Хромовой пропуск и проводил ее до двери.

– Ну, какое у вас впечатление? – Тимофей подсел на диван к шефу.

– Два дня готовила линию защиты и сегодня явилась нам это продемонстрировать. Интересно, кто режиссер? Сама бы она до этого не додумалась. Проверь, не летала ли вдовушку за прошедшие два дня, куда-нибудь на самолете? Первым делом ростовское направление. – Ерожин снова подошел к окну и молча посмотрел на улицу: – Скучно, коллега, в Эрмитаже уже все деревья желтые. Осень проходит, жизнь проходит… Может, бросим все это и уедем в горы пасти овец?

– Вы о чем, Петр Григорьевич? Каких овец? – Вытаращился Волков.

– Один мужик в самолете не желал к делам возвращаться. Мечтал в горы к туркам, овец пасти. Кажется, сейчас я его понял… – И, заметив удивленный взгляд майора, пояснил: – Шутка. Что ты хотел сказать?

– Вы помните последнюю фразу Хромовой? – Волков отмотал немного пленки и включил магнитофон. «Если вам так хочется, господин начальник отдела, можете думать, что я гадина…» – Повторил Лилин голос.

– Только не думайте, что я убийца. – Добавил за нее Ерожин и попрощался: – До завтра, Тимофей.

Оставшись в одиночестве, Волков подошел к столу, вынул из под стекла листок, и перечитал свой текст: «Не кажется ли вам, что Хромова прекрасная актриса?» и ответ Ерожина: «Уверен, что она знакома с данными медицинской экспертизы. Слишком четко подгоняет время».

– Ой, ты пришел? – Воскликнула Надя: – А мы так увлеклись разговорами, что я даже не услышала, как ты дверь открывал.

Петр только покачал головой. Люба первой сообразила, что для разговора с мужчиной надо создать более спокойный фон и закрыла дверь. Сразу стало тише.

– Мы к вам прямо с Ярославского Вокзала. – Пояснила свояченица: – Вы уж нас извините, Петр Григорьевич. Глеб сказал, что, не поговорив с вами, домой не поедет. Вы не очень огорчены нашим нашествием?

– Не очень. – Ответил Ерожин: – Только немного оглох…

– Петь, ты не волнуйся. Дети возбуждены встречей. Они друг к другу привыкнут, и все встанет на место… – Успокоила Надя мужа.

– Ну, ну… – Ответил Ерожин.

– Иди помой руки. Мы сейчас тебя накормим и погуляем с ребятами, а вы с Глебом спокойно пообщаетесь. – Надя поставила на стол тарелку с супом и повернулась к плите, где на сковородке что-то шкварчало. Ерожин послушно направился в ванную, отметив краем глаза на подоконнике в гостиной роскошный букет роз. Он быстро проглотил поздний обед и по наступившей тишине понял, что детей вывели.

– Приятного аппетита, Петр Григорьевич. – Михеев явился на кухню, по привычке высоких людей, пригибая голову в дверном проеме.

– Привет, родственничек. Составишь компанию? – указав на свободный стул рядом, предложил хозяин.

– Спасибо. Я с дороги сильно проголодался, и Надя нас накормила… Ел я много. Больше не могу.

– Тогда вываливай. Я, честно говоря, не ожидал, что ты дашь деру. С каких пор ты стал трусом?

– Я, Петр Григорьевич, никуда не бегал. – Улыбнулся Глеб.

– А где же ты был?

– Под Москвой. До звонка Коли Маслова с Петровки, мне и впрямь было не по себе. Я подумал, что Хромов заказал Урода киллерам, а меня использует для прикрытия. И растерялся. Сами подумайте, я слежу, за мной следят. Хромов платил мне за странные услуги.