Нельзя сказать, чтобы писатель был лишен доступа к информации и пребывал во мраке невежества. У него побывало несколько близких ему людей, которым довелось провести немало времени в Союзе (Истрати, Хартош, Вильдрак и другие). То, что они рассказывали о Москве и Ленинграде, настораживало или было страшным. После недолгой передышки в Москве начиналась новая волна террора. 1 декабря 1934 года произошло то, о чем безыскусно пели в неофициальной частушке: "Сталин Кирова убил в коридорчике". Официально об этом полагалось до самого 1956 года сообщать так: "С. М. Киров был злодейски убит агентами иностр. разведок - троцкистско-бухаринской бандой шпионов, диверсантов и убийц по прямому заданию врагов народа - Троцкого, Зиновьева и Каменева". Убийство Кирова послужило предлогом для развязывания самого страшного в русской (да и в европейской) истории гостеррора. Роллан ехал в гости "по приглашению Горького", чтобы все "увидеть своими глазами" и, подобно своему "другу" Горькому, свидетельствовать миру о гуманности Сталина и его карательных органов.

Визит был проведен приставленными к этому мероприятию органами "по першому классу", с участием множества организаторов, статистов и слуг. Если органы кое-где перестарались, а кое-где им просто не хватило вкуса, то они ведь не во дворцах росли и не в Лондоне, а грамоте учились "по вывескам". Роллана встречали еще на перроне в Варшаве, и то только потому, что он не разрешил встречать его на границе Швейцарии. В Варшаве, кроме советского посла, Роллана и его жену встретил руководитель ВОКСа Аросев, который просил разрешения везти Роллана от самого дома в Швейцарии (Роллан отказался). Аросев еще год назад, из Праги поздравлял Роллана с днем рождения, он претендовал на особую близость, добивался "любви и дружбы", и можно догадаться, отчего. Карьера его шла на убыль, началась новая волна террора, и Аросев знал (как, вероятно, знал и Маяковский в последний год жизни), что бывает с теми, чья карьера идет на убыль. Он, возможно, надеялся (напрасно надеялся), что истинная близость к Роллану убережет его от гибели. По дороге от Варшавы к советской границе Аросев уговорил супругов не ехать в гостиницу, а остановиться у него, в простой советской квартире, в простом советском доме (знаменитом Доме на набережной, в Доме правительства, большинство жильцов которого вскоре было ликвидировано)...

В Варшаве супруги заночевали в гостинице "Полония" у вокзала, где, по слухам, собирались фашисты и агенты контрразведки (в мое время там собирались только "полонистки" с панели). Упоминая об этом, Роллан говорит, что он предпочел бы последних. Его брак об этом, впрочем, красноречиво свидетельствует...

На пограничной советской станции Роллана ждали секретарь Горького, трагический агент ГПУ Крючков и бедный доктор-агент Л. Левин (расстрелян, как и Крючков, три года спустя). Левин был начальником лечсанупра Кремля, лечащим врачом Горького, и он еще в дороге внимательно изучил предписания швейцарского врача Роллана и анализы лауреата. Роллан с гордостью записал в тот день, что он переходит под отеческую опеку Совета народных комиссаров. К нему была сразу приставлена медсестра, а по приезде в Москву число его слуг станет внушительным (секретари, телефонистки, медики, повара, уборщицы, не считая охраны...) - здесь вам не проклятый капитализм, эксплуатирующий писателей. Здесь эксплуатируют кого положено...

Встречала супругов делегация писателей. Несмотря на предосторожности, кое-какие высокоорганизованные толпы поклонников в штатском все же попадались на пути и отрепетированно кричали хором: "Наш друг Роллан!".

Квартирка Аросева на десятом этаже Дома правительства оказалась довольно убогой, слуги едва умещались в ней и толклись в коридоре.