Как снег и гололед. Тоже ведь – неприятно, а куда это все денешь?
Вот я почему обрадовался, что у нас премьера завтра?
Потому что премьера – это такой театральный праздник, на котором все заняты. И директор наш в том числе. Почти наверняка ко мне в студию не зайдет.
К тому же у нас так поставлено дело, что провести человека в театр – если ты, конечно, не артист народный, а простой звукорежиссер, – ты можешь, только заказав пропуск в приемной директора. А там – надо объяснять, кто да зачем.
А вот когда премьера – ничего объяснять не надо, да тебя даже никто спрашивать не будет – премьера ведь!
Это все что означает? Что закажу я пропуск Ирине Стук и ее директору Валовой.
А потом в студии театра сделаю запись этой никому не нужной певицы и заработаю деньги лично. Оборудование театральное, а деньги мои. Так вот я реализую национальную идею.
Театр не обеднеет – я разбогатею. Так мы, русские, и живем. И всем хорошо.
Ну, а если даже – что вряд ли – директор все-таки ко мне заглянет, например, чтобы показать своим гостям, как у нас ладно все устроено в звуковой студии, так я объясню ему: вот, мол, гости пришли на премьеру, показываю, как у нас в театре все чудесно и по-современному.
В разгар Олиного монолога и моих радостных размышлений пришел Сережка, сказал:
– Мам, американцам очень понравились твои блины.
Поцеловал ее, пожал мне руку и пошел к себе в комнату слушать свои дурацкие гаджеты.
Какие американцы? Какие блины?
Не важно.
<
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|