- Дыши, - сказала я, показывая ей, как надо делать: вдох, выдох, еще один глубокий вдох. – Давай же.

Но Скарлетт не делала никаких глубоких вдохов, она только стонала и издавала этот горловой звук, который пугал меня до смерти – так страшно мне стало за ее жизнь. Я ошибалась. Мы не были готовы к этому. Это было больше, сильнее нас, и теперь я понимала, что чувствовал Кэмерон – настоящий животный ужас. Мне так хотелось оказаться где угодно, но только не здесь. Мне хотелось снова быть в приемном покое возле Кэмерона и бойскаутов.

- Оставайся здесь, - тихо сказала я, отступая на шаг, - все хорошо, - еще шажок, - все хорошо, - внезапно она перестала стонать и широко распахнутыми глазами взглянула на меня. – Я буду…

- Не уходи! – зарыдала она, пытаясь сесть на кровати, - Галлея, нет, не…

- Но я уже выскочила за дверь, перевела дыхание и поняла, что теперь я одна. Скарлетт – там, в палате, за белыми дверями. Мое платье окончательно развалилось, и по спине и ногам пробежал холодный ветерок. Из-за дверей доносились стоны. Именно в тот момент, когда она нуждалась во мне больше, чем когда-либо, я сломалась.

Раздались шаги. Кто-то шел по коридору в мою сторону, наверное, доктор – я слышала стук каблуков. Оглянувшись, я увидела… маму.

- Где она? – спросила мама, перевешивая сумку, съехавшу. На локоть, на другое плечо.

- Внутри, - указала я на дверь, - ей плохо.

- Ясно, пошли, - она деловито потянулась к двери, но я лишь сильнее прижалась к стене. – Галлея? Что случилось?

- Я не могу, - странным голосом отозвалась я. – Это просто сумасшествие… Ей так больно, а я…

- Милая, - мама посмотрела мне в глаза. – Ты должна быть там.

- Я не могу, - снова простонала я. Слова почему-то причиняли невероятную боль. – Это так… Этого так много, мама!

- Да? Ну, значит, все очень плохо, - спокойно сказала мама, беря меня за руку и таща к дверям в палату. – Скарлетт рассчитывает на тебя, и ты не можешь ее подвести.

- От меня никакой помощи, она не хочет, чтобы я была там, я только вношу панику, - бормотала я, но мама уже открывала дверь в палату свободной рукой.

- Ты – единственная, кого она хочет видеть, - сказала мама, все еще не отпуская мое запястье. Мы подошли к кровати Скарлетт. Подруга лежала, закрыв глаза, тихонько завывая, а по ее лице текли слезы. – Здравствуй, Скарлетт, - мама обошла кровать и убрала с лица Скарлетт волосы. – Все хорошо, ты отлично справляешься. Просто замечательно!

- Мэрион здесь? – прохрипела Скарлетт, не открывая глаз.

- Еще нет, но Брайан у вас дома, ждет, когда она придет. Она приедет в любую минуту, милая, не волнуйся. Так, что мы можем сделать для тебя?

- Просто не уходите, - выдохнула Скарлетт. Мама присела на край ее кровати и погладила ее по плечу. – Я не хочу быть одна.

- Ты не одна, - заверила ее мама, внимательно глядя на меня, так что я опустилась на стул с другой стороны и взяла руку подруги в свою. – Мы здесь.

Затем мама склонилась к Скарлетт и стала что-то шептать ей на ухо. Я не слышала ни слова, но знала, что мама говорит ей. Это было то же самое, что она всегда говорила мне в детстве, когда я просыпалась после ночных кошмаров, напуганная и плачущая. То же самое, чем мама утешала меня после падений с велосипеда. То же самое, что она говорила мне, когда я жаловалась, что ребята в школе дразнят меня.

Я смотрела на свою маму, гениального психолога, делающую все возможное, чтобы унять боль подруги, и понимала, что я никогда не смогла бы предать ее или простить себя за то, что причиняю ей боль. Неважно, насколько сильна или слаба я, она любит меня и все, что со мной связано. И хотя бы ради этого я должна быть сильной. И я смогу, потому что я – ее дочь.