|
. Шучу, конечно же, шучу!.. Так вот, молодой человек… кстати, откройте свой ротик… зовут меня – Изяслав, это редкое древнеславянское имя, его почему то мало кто запоминает с первого раза, так что приходится все время сокращать до простого Слава, а это, согласитесь, звучит совсем по другому, верно?.. Сейчас мы вам кое что введем, чтобы было не больнее, чем бывает слону от комариного укуса… Мадленочка, приготовьте ка нам пять кубиков дейтезола для безыгольной инъекции!.. Кстати, а как ваше имя, молодой человек? А то я смотрю: в карточке комп регистратор почему то пропустил его, оставив только фамилию… Как вы сказали? У вас нет имени? Только фамилия? Но ведь так не… Постойте, постойте!.. А вы, случайно, не?..
Доктор приостановился, словно не решаясь произнести нужное слово вслух, он даже на медсестру покосился так, будто слово это было неприличным, но потом все таки произнес его: – Хардер? Рот у Лигума в этот момент был не просто распахнут настежь, но еще и блокирован специальным фиксатором, так что ввиду своей неречеспособности хардер только кивнул. Выражение лица доктора Рябцева не изменилось, и он практически ничем не выдал бы своей реакции на неожиданное открытие, если бы не замолчал. Причем так резко, что стоило испугаться за его здоровье. В кабинете повисла нехорошая тишина, нарушаемая лишь звяканьем инструментов, которые доктор зачем то перебирал на столике у стены. Потом Рябцев всё так же доброжелательно сказал ассистентке: – Мадленочка, не надо готовить дейтезол. Я, видимо, старею, раз совсем забыл, что он у нас закончился как раз перед молодым человеком… Что вы на меня так смотрите, милочка? Просто сегодня слишком много больных, и неудивительно, что у нас дейтезол закончился быстрее, чем обычно… Медсестра попыталась что то сказать, но врач опередил ее: – Да да, я, конечно, знаю, что без инъекции молодой человек будет испытывать не очень приятные ощущения, но я верю, что он достойно выдержит это – ведь он же хардер, милочка, а хардеру любая боль нипочем! Верно, молодой человек? Лигум молчал. Он даже стиснуть зубы не мог – так был разверст его многострадальный рот. – Но вы… вы не можете, доктор! – запротестовала медсестра, глядя с жалостью на Лигума. Врач усмехнулся: – Ну что ж, специально для вас я готов уточнить это. – Он наклонился над Лигумом, держа в правой руке устрашающего вида кусачки. – Согласны ли вы, уважаемый, подвергнуться лечению без анестезирующего средства? Вы способны вынести боль, сопутствующую процедуре имплантации? Наверное, замысел его состоял в том, что хардер все таки откажется и гордо покинет кабинет, хлопнув на прощание дверью. Либо начнет возмущаться, потребует книгу жалоб, вызова главного врача, будет размахивать своим Знаком и тогда окончательно потеряет лицо. Но Лигум лишь кивнул. Лицо его словно окаменело, превратившись в маску. Ту адскую боль, которая последовала потом, он все таки вынес не потому, что был хардером и прошел специальный курс психотренинга, а лишь потому, что сильно разозлился. Не прав был все таки академический доктор Брег, предлагая курсантам смех в качестве универсального средства от любой боли. У любого нормального человека смех связан прежде всего с удовольствием, и только мощная волна ярости может послужить обезболивающим средством… Когда Рябцев удалил у Лигума верхний коренной и начал устанавливать в кровоточащую рану саморазвивающийся биоимплантант, медсестре Мадлене стало плохо, и Рябцев отослал ее “подышать свежим воздухом”. Наконец, лечение пытка закончилось, и Рябцев сказал: “Закройте рот”. Чувствовалось, что неестественная выдержка пациента и на него произвела впечатление. Он рванул узел своего галстука набок, ловя воздух, и выдохнул: –Черт возьми, хардер, так значит, вы действительно – не люди?!. |
