— Отдохните, дорогой Хашим, — предложила она, — снимите обувь, и вот вам подушки под ноги, кровь сойдет, легче станет. Ведь вы, наверно, устали с дороги?

— Да, путь был не из легких, кости намял порядком.

— Отвыкли вы. Нельзя так надолго забывать родню. Ну, ничего, полежите. Скоро и Пурша придет. Я сейчас…

Зейнаб выбежала во двор. Сына дома не было — ушел в клуб на какие-то соревнования. Пришлось соседского мальчугана послать в правление колхоза, чтобы сообщил Пурше о приезде дорогого гостя.

А Хашим, удобно устроившись на ковре, высоко поднял на подушках ноги и стал ждать друга.

Ожидание было недолгим. Едва услышав о приезде Хашима, Пурша бросил все дела и кинулся домой.

И все повторилось сначала, как в зеркале отразилось. Тухумы постояли друг против друга. Помолчали. Затем кинулись обниматься и с радостью в голосе произносили только два слова: «Хашим», «Пурша!»

— Зейнаб, а ну давай еще подушек под ноги Хашиму да принеси орехов, сухих фруктов, пусть полакомится, — сказал Пурша. И, обращаясь уже к Хашиму, добавил: — Ты прости, брат, я на минутку тебя покину.

Пурша забежал к соседу и попросил его зарезать и освежевать ягненка. И такого понарассказал о госте, что сосед готов был уже и без денег все сделать.

Затем Пурша посоветовал жене позвать двух-трех женщин, пусть помогут. Хлопот много, одними своими руками не управишься, тем более что сделать все надо быстро: баранину сварить, потроха и голову приготовить как следует, пирогов с мясом испечь — в общем, принять и угостить доброго друга по горскому обычаю.

Вернувшись в тот раз из города, Пурша долго рассказывал землякам о том, какой он культуры насмотрелся в доме Хашима. Одних тарелок сколько перевидел, а вилок, ножей!.. Словом, понял он, что городская культура его друга — это когда тарелок и вилок много, а еды мало.

В честь приезда дорогого брата Пурша пригласил своих новых соседей, друзей. И беседа потекла, как вода из кувшина. О чем только не говорили: о колхозе, о космосе и о комете, что, слыхали, будто летит прямо на Землю, и о землетрясении — обо всем…

А Зейнаб тем временем с помощью соседок молниеносно справилась с угощением. И вот уже расстелена белоснежная скатерть. Появились чуреки (в этих местах их называют бехцурами), по обычаю нож не должен касаться хлеба: плоды добрых рук рукам и подвластны. Затем в центре водрузили бочонок вина, и Зейнаб подала под стать ему чарки орехового дерева.

— Это вино, Хашим, из наших колхозных виноградников, — сказал Пурша, нежно поглаживая ладонью бочонок.

Женщины внесли на большом деревянном блюде дымящееся ароматное, сочное мясо ягненка…

Итак, все было готово. Только Хашим казался немного ошеломленным. Хотя гостеприимство горцев ему не в новинку, он все же не предполагал, что неожиданный его приезд будет встречен таким пышным пиршеством. И, чего греха таить, это льстило Хашиму.

Но… в ту самую минуту, когда Пурша не спеша наполнял чарки вином, Зейнаб вдруг с затаенной улыбкой в уголках губ поставила перед Хашимом тарелку с кильками, с перышками зеленого лука и ломтиками лимона. А по обе стороны тарелки нагромоздила гору ножей, вилок и ложек.

И такой дружный, веселый хохот огласил комнату, что казалось, того и гляди, потолок обвалится.

Громче всех смеялся Хашим.

А Пурша не унимался:

— Не стесняйся, Хашим, ты же любишь рыбку, ешь на здоровье. С дороги, надо думать, проголодался.

Сказал и сам подхватил кусок баранины, такой большой, что тень от него легла на грудь. Смачно вгрызся в дымящееся мясо ровными крепкими зубами, подмигивая окружающим, стал аппетитно уписывать его за обе щеки.