-    Кушанькать подано, - сказала Лилия. - Ваша комнатка дальше по коридору, Филип. Можете не переодеваться.

Он побрел мыть руки, совершенно уничтоженный ее наглостью.

-   Милая Каролина! - шепнула Лилия, как только Филип вышел. - Какой вы ангел, что рассказали ему! Он так хорошо все принял. Но вам, наверное, пришлось вытерпеть a mauvais quart d'heure! (скверные четверть часа (франц.)).

И тут страх, в котором так долго пребывала мисс Эббот, разря­дился язвительностью.

-     Я ничего не рассказала ему! - отрезала она. - Это предстоит вам. И если вы отделаетесь четвертью часа, то считайте, что вам по­везло!

Обед прошел как в страшном сне. В их распоряжение предоста­вили вонючую столовую. Лилия, очень нарядная и громогласная, восседала во главе стола. Мисс Эббот тоже принарядилась и сидела рядом с Филипом, действуя ему на нервы своим видом наперсницы из трагедии. Благородный отпрыск итальянской аристократии, синь­ор Карелла, помещался напротив. За его спиной поблескивал аквари­ум с золотыми рыбками, которые не переставая кружили, таращась на гостей.

Синьор Карелла так гримасничал, что Филип не мог рассмотреть как следует его лица, но руки его видел, - нельзя сказать, чтобы чи­стые, они не делались чище оттого, что их обладатель беспрерывно приглаживал лоснящиеся пряди волос. Крахмальные манжеты были тоже не первой свежести, а костюм, явно купленный ради смотрин как нечто истинно английское, сидел на нем отвратительно. Носовой платок отсутствовал, но синьор Карелла ни разу о нем и не вспом­нил. В целом он был весьма непрезентабелен, и ему еще повезло, что его отец зубной врач в Монтериано. Каким же образом Лилия, даже Лилия... Но как только подали обед, Филип все уразумел.

Молодой человек проголодался, и его дама сердца положила ему на тарелку спагетти. И вот когда восхитительно скользкие червяки заскользили ему в горло, лицо его потеряло напряженность и сдела­лось спокойным и отрешенным. Филип сотни раз встречал в Италии такие лица, и они ему нравились. Лицо было не просто красиво, но полно обаяния - неотъемлемое свойство всех, кто родился на италь­янской почве. Но видеть это лицо напротив себя за столом Филип не желал. Оно не было лицом джентльмена.

Разговор, если можно это было назвать разговором, велся на сме­си английского с итальянским. Лилия пока с трудом объяснялась на итальянском, синьор Карелла еще не научился английскому. Ино­гда мисс Эббот приходилось выступать в роли толмача между влюбленными, и тогда ситуация становилась донельзя дикой и от­талкивающей. Однако малодушие не давало Филипу встать и бес­поворотно осудить помолвку. Он решил, что с Лилией ему будет легче справиться наедине, и потому притворился перед самим со­бой, будто хочет выслушать ее довод в свою защиту и тогда уже вы­нести приговор.

Синьор Карелла, вдохновленный спагетти и дерущим горло ви­ном, решил завязать беседу. Глядя на Филипа, он вежливо произнес:

-    Англия великая страна. Итальянцы любят Англию и англичан.

Филип, совершенно не расположенный в эту минуту к взаимным заверениям в интернациональной дружбе, поклонился, и только.

-    Италия тоже великая страна, - продолжал итальянец несколько обиженным тоном. - Она дала много знаменитых людей, таких, как Гарибальди и Данте. Последний написал «Infernо», «Purgatorio», «Paradisо» ("Ад", "Чистилище", "Рай", итал.). «Inferno» из них - самый прекрасный.

И самоуверенным тоном человека, получившего солидное обра­зование, он продекламировал вступительные строки:

 (Данте.Ад. Песнь первая. Пер. М. Лозинского. - Здесь и далее примечания переводчиков).

Он и не подозревал, насколько цитата подходила к случаю.

Лилия быстро взглянула на Филипа - заметил ли он, что она вы­ходит замуж не за невежду.