- А оттого и испытания, что не надо было Дмитрию Ляксеичу на католичке жениться! Тьфу, грех-то! - заметила маленькая, с полным добродушным лицом, но никогда не упускающая случая высказаться по поводу ближнего своего попадья.

    - Молчи, Валя! - незло отмахнулся священник. - Католики, чай, тоже христиане, да и детки у них в православную веру крещены. Из Польши они обе-две, - пояснил он племяннику, - и купчиха, и сестра ее. Образованные, женские курсы в Варшаве заканчивали: Ванда бухгалтерии обучалась, а Станислава - акушерка. Как уж их в Казахстан занесло - того не ведаю...

    - Говорят, сослали папашу их, они ж, поляки, вечно против царя бунтуют, отделиться хотят! - вставила свое Валентина Трофимовна.

    - Может, и сослали, дело давнее. Я-то сам их родителя уже в живых не застал...

    - Да бог с ним, с польским дедом, вы бы мне лучше про Александра и сестру его рассказали! - не выдержал Воздвиженский; манера дяди вести любой рассказ едва ли не от сотворения мира неизменно выводила его из себя.

    Священник покашлял, прочищая горло, отхлебнул почти остывшего чая и продолжил:

    - Когда младенцы родились, Дмитрий Алексеевич совсем уже плох был...

    - А что такое? - поинтересовался племянник.

    - Так ведь земли трясение случилось, - охотно пояснила попадья. - Ванда в ту пору уже в тягости ходила. Сам-то Малинников в лавке тогда был, под стол с перепугу полез, и свались тут на него с прилавка пудовая гиря. Так спину и переломила - говорить еще говорил, а уж ни рукой, ни ногой шевельнуть не мог. С тех пор все и маялся, пока вовсе не угас.

    - Ну хоть детишками его Господь порадовал, - вздохнул отец Анатолий.

    - Его-то, может, и порадовал, зато Семена-то как огорчил!

    Чутье редко подводило молодого адвоката - в детективных романах он обычно убийцу к середине книжки угадывал. Вот и сейчас в фигуре неведомого Семена, бог весть, с чего огорчившегося появлению на свет наследников Малинникова, забрезжила ему некая разгадка дела. Об этом стоило порасспросить подробнее.

    Не чинясь, дядя с теткой на два голоса поведали ему историю купеческого семейства, хорошо известную в Верном. Основатель дела, Алексей Данилович Малинников начинал с самых низов, чуть ли не посыльным в чужой лавке, но со временем так расторговался, поставляя киргизам железо в обмен на лошадиные шкуры и сурочьи, лисьи, а вдругорядь и тигровые меха, что капитал нажил преудивительный. Однако же более всего купец был озабочен сохранением в потомстве своей фамилии, потому и завещание составил хитро, отписав все наследство - деньги, товар, каменный дом, склад, две лавки в Верном и одну в Илийске - не первому своему сыну Дмитрию, а его старшему потомку мужеска полу. А ежели такового не случится, имущество отходило ко второму сыну - Семену. Дмитрий же до времени считался хранителем и распорядителем семейных капиталов.

    Семен Алексеевич - уже и в те времена известный пьяница и мот - завещанию, ясное дело, не обрадовался. Ни к какой службе он был непригоден, отошедшую ему денежную долю в несколько лет частью прогулял, частью проиграл в карты и жил с тех пор все больше братними вспомоществованиями. После случившегося с Дмитрием Алексеевичем несчастья Семен воспрянул духом и принялся вовсю занимать деньги, твердя, что его фортуна еще себя выкажет: вот, дескать, родит Ванда дочку, а брату-то жить недолго осталось - и станет он враз именитым купцом. Появление близнецов окончательно расстроило его планы, Семен запил пуще прежнего, окончательно опустился и, если бы не небольшая сумма, ежемесячно выделяемая ему по-родственному Вандой, должно быть, кончил бы тем, что нанялся к киргизам баранов пасти.

    - Так вот же, вот оно, заинтересованное лицо! - запальчиво перебил дядюшкин рассказ Евгений Андреевич.