Механически монотонный голос перебил ее.

    - ...компании МГТС. Напоминаем вам, что ваш долг за услуги междугородной и международной связи составляет... кшшшш...

    - Что? - опешила Вероника.

    - ...Два. Рубля. Семнадцать. Копеек... кшшшш... Вы можете оплатить...

    Тут и сработала химическая бомба, скрывавшаяся в организме Вероники Мармаревой.

    Она с ясностью небывалой увидела себя и окружающее. Она должна всему миру. Она должна все и всем. И еще два рубля автоответчику.

    И под воздействием этого обжигающего отчаяния вещество, пропитавшее Веронику до последней клеточки, вступило в мгновенную реакцию окисления и вспыхнуло, подобно магнию, или горькоземию, как его называли в старину.

    Одной вспышки внутреннего невидимого огня хватило, чтобы высветить все складки и заломы окружающей реальности.

    Видели старые платяные шкафы, в которые плотно вбиты ряды пиджаков и кримпленовых платьев? Не видели, конечно, но представьте себе: висит такой пиджак между убогими собратьями, и складки заутюжены теснотой, и моль в них год за годом проедает знатные прорехи.

    И реальность наша так же стиснута и искорежена нашими правилами и привычками. Попадешь в такую складку - а там прореха с тебя ростом. А сквозь прореху просвечивает истинное Звездное Небо. И Альдебаран с Арктуром приветствуют тебя, руками машут, зовут. Один шаг - и ты уже где-то там. Где-то в таком месте, про которое и "там"-то не скажешь. Для оставшихся здесь это, пожалуй, уже совсем нигде и никогда.

    Миг был настолько краток, что превратился в свою противоположность. Целую вечность стояла Вероника в прихожей, с телефонной трубкой в руке, исторгая из себя космическое сияние.

    Звезды видели ее и посылали ей в ответ улыбки и радостный смех. Все обсерватории Земли засекли их перекличку - в виде вспышек, пучков жесткого излучения и электромагнитных волн.

    Только за дверью, у лифта, никто ничего не увидел, никто ничего не услышал.

    А как же они без меня? - подумала Вероника, истекая сиянием. А что ты можешь сделать? - спросила себя, глядя на свои ослепительные руки. - Ничего не могу. Им же теперь со мной... опасно?

    И всегда было, поняла тут же Вероника. Потому и сложила так свою жизнь, чтобы как в скафандре, только не от окружающей среды защититься, а окружающую среду от себя уберечь. Но сносился скафандр, как снашиваются и железные башмаки в сказках.

    Все.

    Конец. Пора.

    И Вероника шагнула в прореху, слегка опалив ее края, и обнялась с Арктуром - он оказался ближе всех.

    АЛЕКСЕЙ ТОЛКАЧЕВ

    ФОТОГРАФИРОВАТЬ УДИВЛЕННЫХ

    он любил больше всего на свете. Ведь в моменты сильных эмоций мы не контролируем свои лица. Нам не до того: мы в это время заняты поиском нужных слов. Мы вообще любим говорить слова, а уж в моменты сильных эмоций - и подавно! А вот слова не любят, чтобы их произносили в таких ситуациях. Для слов это вредно: они от этого сильно изнашиваются, блекнут, трутся на сгибах и линяют. Поэтому, как только слова чувствуют повышение эмоционального градуса, они тут же прячутся по норам. И самые глубокие норы - у самых нужных слов. А на поверхности остаются лишь никчемные и легкомысленные. Они бестолково шатаются туда-сюда, приходят в голову и подворачиваются под язык. Их мы обычно и произносим, будучи во власти чувств. Те же из нас, что в принципе не лезут за словом в карман, - вообще в такие мгновения молчат. Потому что принцип есть принцип, а все слова у них прячутся именно в карман! (Принципы хозяина им известны, так что они прекрасно знают, куда бежать в минуту опасности.