Гэвин не хотел, чтобы его собственный ребенок оказался в такой же ситуации, чтобы сталкивался с такими же трудностями. Если Богу будет угодно, когда-нибудь у него будет законный сын.
Гэвин старался держаться подальше от служанок и деревенских девушек, чтобы избежать сплетен и не вызывать ревность у своих вассалов. Неверные жены и любопытные девственницы тоже были исключены из его списка. Оставались опытные проститутки, а самыми желанными партнершами были бесплодные вдовы.
Жаль, что леди Фиона отвечает не всем этим качествам.
– У вас есть еще дети кроме Спенсера?
– Нет. – Она опустила голову.
– А многих младенцев вы похоронили за эти годы? – спросил он мягко, вспомнив с болью три маленькие могилки в долине.
Первый сын Гэвина прожил дольше всех – пять дней, и умер через несколько часов после смерти своей матери. Две дочери от второго брака жили каждая всего по несколько часов.
– Увы, я даже не испытала радости носить под сердцем младенца, – сказала Фиона, и от горечи сожаления у нее побелели губы. – Бог не благословил нас с Генри общим ребенком.
– А Спенсер?
– Спенсер – сын от первого брака моего мужа с леди Кэтрин.
– Значит, он ваш пасынок?
Это показалось Гэвину невероятным. Почему леди Фиона так борется и жертвует собой ради мальчика, который даже не связан с ней кровным родством?
Фиона, очевидно, предвидя вопрос, строго взглянула на Гэвина.
– Спенсер – мой сын во всем, что важно, – горячо возразила она. – Таким он останется в моем сердце навсегда!
Он был поражен ее преданностью. Это качество Гэвин ценил превыше всего, и оказывается, леди Фиона обладает им в избытке. Еще один пункт в ее пользу!
– Сколько лет вы были замужем за Генри?
– Десять.
И ни одной беременности? Значит, баронесса Арундел бесплодна. Это было первое требование к любовнице. Интерес Киркленда к леди Фионе возрос. Второе требование – она вдова – дополнило первое. Вдова, но англичанка.
А вот это было осложнением, которое со временем может оказаться роковым. Но сейчас перед ним стоит прелестная женщина, готовая стать его любовницей, и возможные последствия показались Гэвину вовсе несущественными.
– Оставьте нас! – громко приказал Гэвин присутствующим в зале.
Солдаты, охранники, слуги тут же подчинились приказу. Самые смелые среди них, перед тем как уйти, рискнули оглянуться.
Последним вышел Дункан. Он посмел наклониться к уху Гэвина и прошептал:
– Она прелестная штучка, и возможно, могут быть причины оказать ей помощь, но не позволяйте принимать решение своему члену.
– Когда мне потребуется твой совет, я его у тебя попрошу, – резко ответил Гэвин. Черт побери! Дай человеку шанс свободно выражать свое мнение, и он станет использовать любую возможность говорить то, что ты не хочешь слышать.
Когда Киркленд и леди Фиона, наконец, остались одни, он подошел к ней. Что-то промелькнуло в ее глазах. Страх? Нет. Это почти было похоже на решимость. Восхищение снова охватило Гэвина.
– Вы слишком многого от меня требуете, леди Фиона.
– Но я готова много отдать взамен. – Она опустила ресницы. – Все, что вы захотите.
Гэвин чуть было не задохнулся от предвкушения. Мысль о том, что эта англичанка открыто предлагает ему себя, вызвала у него такой прилив чувственности, что он почти ощущал прикосновение ее языка к его собственному, видел ее лежащей обнаженной на его постели, с золотистыми волосами, свободно разметавшимися по подушке.
Но Гэвина терзало и другое чувство, не столь приятное. Вина. Как он может позволить вдове человека, которого когда-то называл своим другом, так унизить себя? Хуже того, как ему удастся убедить многих важных шотландских аристократов поддерживать дело Брюса, если леди Фиона и Спенсер, законный наследник титула английского барона, станут жить у него в замке?
Сам Брюс может усомниться в лояльности Гэвина!
Для видимости, ему придется найти вескую причину, без всякой политической подоплеки, почему прелестная вдова должна оставаться под его защитой. |