Каширин старался облекать свои мысли в самые простые доходчивые фразы.

– Если вы арестуете эти проклятые алмазы – я пропал. Это все равно, что меня к стенке поставить. И шлепнуть без суда. Вы у меня не алмазы отбираете, жизнь отбираете. Я отвечаю за кредит, за чужие деньги, я обязан их вернуть. Не будет алмазов – не будет денег. А не будет денег – не будет меня. В живых меня не будет.

– Ну, не драматизируйте ситуацию. Пропадут, то есть поступят в доход государства, только алмазы. А с вами… С вами по закону. Расстрельной статьи вам не светит.

Каширин попробовал зайти с другого боку.

– Прошу вас, давайте договоримся. Ну, как люди. Вы человек и я человек. Значит, мы можем договориться. Уголовное дело еще не завели? Вот и хорошо. Значит, можно договориться. Ну, лично с вами. Я не слишком богатый человек. Но сейчас в этой ситуации готов, так сказать, пойти на издержки. Понимаете?

Каширин выставил вперед руку, потер большой палец об указательный. Вощук, до которого дошел смысл иносказаний, дернулся, как от удара, подскочил на стуле.

– Ты что же мне взятку предлагаешь? Взятку, мне? Мне, который… Мне, которому… Финку в спину… Мне, который вас… Нас…

«Еще бы тебе заточку в бок и кирпичом по дурной башке», – додумал фразу Каширин. Он запоздало жалел о своих словах. Следователь задохнулся от злости, не смог говорить дальше. Только прерывисто отдувался и пучил белые глаза.

– Что вы, – дал задний ход Каширин. – Я в другом смысле. В том смысле, что я готов сотрудничать со следствием. Помогать, ну, и все такое.

– Это другое дело, – остыл Вощук. – Тогда приступим.

Дальше начались бестолковые неграмотные вопросы, ответы на которые Каширин уже давал. Только на это раз вопросы были для протокола: «От кого получили алмазы?», «Когда именно?», «Как оформляли сделку?» И прочая белиберда. Сдохнуть можно от всей этой загробной риторики.

Каширин машинально шевелил языком, разглядывал красотку на цветном календаре и прикидывал: как могло случиться, что именно сейчас, именно сегодня в его офис нагрянул УЭП. Менты слишком ленивые люди, чтобы по собственно инициативе начать оперативную разработку Каширина. Возможно, леность главная профессиональная черта ментов. Да и он сам птица не столь высокого полета, чтобы в эту разработку попасть.

– Сколько лет вы были знакомы с Ореховой?

– Не помню точно. Лет десять или больше.

Каширин морщил лоб: каким макаром он влип в историю? Анонимный доброжелатель капнул, скажем, по телефону: Каширин совершает противозаконные сделки с драгоценными камнями. А менты поверили и со всех ног кинулись изобличать подозреваемого. Как же, они кинутся… Анонимный звонок или письмо – не основание, чтобы проводить обыск, изымать документы, возбуждать дело.

– Доводилось ли вам прежде принимать он Ореховой в обеспечение кредитов драгоценные металлы или природные камни?

– Не доводилось.

Никакой прокурор, самый круглый дурак, не даст добро на обыск на основании сомнительной анонимной информации. А вот если к прокурору придти с заявлением конкретного лица. А к заявлению пришпилить конторской скрепкой копии документов, подтверждающие правоту заявителя. Тогда другое дело, тогда перед ментами зеленая улица. Они почешутся, если точно уверены: лажи не будет.

– Вы состояли с Ореховой в интимных отношениях?

– Нет, не состоял.

Что же остается? Куда тянутся концы? К заму Ореховой Кобылкину.