– Не волнуйся, – Каширин скрипнул зубами. – Сегодняшнюю ночь ты сможешь спать спокойно. Я не стану тебя будить. Эти таблетки не для улучшения потенции.

– Какая муха тебя уку…

Каширин не дал жене договорить. Он воскликнул:

– Кстати, если ты не знаешь. Этими делами в постели я еще способен заниматься без говеных таблеток. Без стимуляторов способен тебя…

Он хотел употребить матерное слово, но вовремя нашел синоним.

– Еще без таблеток способен тебя иметь. Без пилюль. Мне не нужно этого дерьма, «Виагры» и всего прочего. Я и без него способен…

Марина не дослушала монолог мужа о его половых возможностях. Поджала губы и молча вышла из комнаты. И черт с ней, пусть катится.

Спустя пять минут Каширин удивился своему поступку. С чего это он, за полтора года женитьбы никогда не повышавший голоса на Марину, с чего он вдруг взорвался. Каширин побродил по комнате, подошел к камину и долго разглядывал фотографию своей дочери Ольги от первого брака. Уже взрослая, самостоятельная девушка. Учится на первом курсе института, как бишь этот чертов институт называется? Или дочь учится уже на втором курсе? Или уже на третьем? Бежит время, всего не упомнишь. Вот же проклятая память.

Каширин упал на диван у окна и уставился в потолок. Иногда, в минуты душевного откровения, он спрашивал себя: возможно, женитьба на Марине – его ошибка? И сейчас спросил, но не нашелся с ответом. Развод с бывшей женой и эта новая женитьба слишком дорого ему достались. В любом смысле слова, дорого. И, прежде всего, в материальном, в финансовом смысле.

Бывшая жена не страдала отсутствием аппетита, напротив, ее потребности росли день ото дня. Кроме того, она где-то разыскала молодого провинциального адвоката с бульдожьей хваткой, на редкость сволочного типа. Под стать себе. А у самого Каширина сердце на проверку оказалось слишком добрым, слишком мягким. Он уступил буквально во всем, удовлетворил все претензии, подписал все бумаги.

Ольга, разумеется, осталась с матерью. А Каширину пришлось начинать жизнь с начала. А ушлый адвокат с острыми зубами теперь пожинает чужие плоды. Он оформил брак с бывшей женой Каширина.

Хоть бы этому адвокату кто помог с балкона двадцатого этажа грохнуться. Или с обледенелой платформы под колеса товарного поезда сорваться.

Нет, с адвокатами ничего такого не случаются. Эти ребята берегут себя, даже правил дорожного движения не нарушают. Они доживают до глубокой счастливой старости. Не болеют и умирают легко, скоропостижно, окруженные стайкой благодарных внуков. Будущее внуков, разумеется, обеспечено.

Каширин ворочался на диване. Он чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. И ошибался. Настоящие несчастья были совсем близко, но еще не начинались.

На высоте трех метров по периметру ровно стриженых газонов с чахлой пожелтевшей от ранних холодов травой протянули электрическую гирлянду из разноцветных лампочек. Над будкой, где скучала средних лет женщина оператор в обществе тоже немолодого охранника, водрузили десятиметровый шест. Концы гирлянд, опоясывающих станцию, поднимались вверх, сходились на вершине шеста.

Свет лампочек бил в глаза и раздражал двух молодых людей, которые в этот промозглый вечер нашли себе не самое приятное занятие. Они, прикрытые со стороны бензоколонки кустами шиповника, уселись на корточки, посматривали на подъезжающие автомобили и разговаривали только для того, чтобы забыть о холоде.

Сперва говорили о заработках слесарей на столичных автосервисах, затем о выпивке. Но эта тема как-то быстро сама собой выдохлась. Накануне Артем Чулков скромно отметил свой двадцатипятилетний юбилей, поздним вечером в полном одиночестве выкачал большую бутылку водки.