– А вот тут вы глубоко заблуждаетесь, милейший Юрий Михайлович. Нет театра оторванного от жизни. Взгляните на моих ребят: ещё пару часов назад они были самыми заурядными студентами самого заурядного строительного техникума, но я дал им форму, я дал им чин, и случилось чудо превращения. Это уже не ваши шестёрки, Юрий Михайлович, – это офицеры гвардии его величества, не существующего пока в природе. Но как говорится, была бы гвардия, а император найдется. Конечно, если спектакль закончится, они вернутся на круги своя, но если спектакль будет длиться долго, то выданные на прокат мундиры станут их кожей, и эта кожа очень и очень повлияет на их суть. Есть над чем подумать, Юрий Михайлович, не правда ли?

Брылин смотрел на Дальского с нескрываемым восхищением, в глазах его так и читалось: ай да Серёга, ай да сукин сын. Игнатий Львович растерянно хлопал куцыми ресницами. Попрыщенко вытер испарину на лысине – на него речь Дальского произвела сильнейшее впечатление. Молчал даже ошеломлённый чужим красноречием Заслав-Залесский. А Юрий Михайлович задумчиво смотрел на Дальского, и его обутая в забугорный мокасин нога колебалась в такт скачущим в мозгах мыслям. – А вы уверены, что способны поставить столь грандиозный спектакль, уважаемый Сергей Васильевич?

– В одиночку, разумеется, нет, – Дальский пожал плечами. – Но есть надежда, что в России найдётся немало разумных людей, которым не по нутру роль опущенных в чужом спектакле.

Юрий Михайлович перестал кивать модным ботинком и закивал головой: – Не скрою, господин Дальский, вы меня весьма и весьма заинтересовали. А название партии не кажется вам излишн