Изменить размер шрифта - +
Я думаю, Старик немного побаивался мисс Хайнс. С недовольным видом он потыкал тростью гору одежды, затем поднял взгляд на свою секретаршу.

– Теперь вы, мисс Хайнс, пожалуйста.

Ну, подумал я, здесь без применения силы не обойдешься.

Мисс Хайнс стояла неподвижно и глядела Старику прямо в глаза – этакая статуя, символизирующая оскорбленное достоинство.

Я шагнул ближе и процедил:

– А как насчет вас, босс? Раздевайтесь.

Он бросил на меня удивленный взгляд.

– Я серьезно, – добавил я. – Теперь вас только двое. Паразит у кого-то из вас. Скидывайте шмотки.

Когда надо, Старик способен подчиниться неизбежному.

– Разденьте ее, – буркнул он и с мрачным видом принялся расстегивать молнию на брюках.

Я сказал Мэри, чтобы взяла двух женщин и раздела мисс Хайнс. Старик уже спустил брюки до колен, и тут мисс Хайнс рванула к выходу.

Между нами стоял Старик, и я не мог стрелять из опасения попасть в него, а все остальные агенты в зале оказались без оружия. Видимо, это не случайно: Старик опасался, что кто-нибудь из них не сдержится и выстрелит, а слизняк нужен был ему живым.

Когда я бросился за мисс Хайнс, она уже выскочила за дверь и понеслась по коридору. Там я, конечно, мог бы в нее попасть, но тут просто не сработала реакция. Во-первых, эмоции так быстро не переключишь: ведь это по-прежнему была старая добрая Леди Хайнс, секретарша босса, та самая, что не раз отчитывала меня за грамматические ошибки в отчетах. А во-вторых, если у нее на спине сидел паразит, он нужен был нам живым, и я не хотел рисковать.

Она нырнула в какую-то дверь, и снова я промедлил – просто в силу привычки, поскольку дверь вела в женский туалет.

Впрочем, это задержало меня лишь на мгновение. Я рывком распахнул дверь, с оружием наизготовку влетел внутрь... И меня тут же двинули над правым ухом чем-то тяжелым.

 

Когда мисс Хайнс унесли, я еще не полностью пришел в себя, но уже чувствовал, как возвращаются силы. Сел, осознавая, что нужно срочно сделать что-то важное. Затем, шатаясь, встал и направился к двери. Осторожно выглянул – там никого не было – и бросился по коридору прочь от конференц-зала.

Очутившись во внешнем проходе, я вдруг понял, что не одет, и метнулся в мужскую палату. Схватил чью-то одежду и напялил на себя. Ботинки оказались малы, но в тот момент это не имело значения.

Я снова бросился к выходу, нашел выключатель, и дверь распахнулась.

Мне уже казалось, что моего побега никто не заметит, но, когда я был в дверях, кто-то крикнул мне вслед: «Сэм!». Я выскочил за порог и оказался перед шестью дверьми, бросился в одну из них, за ней были еще три. К катакомбам, что мы называем базой, ведет целая сеть туннелей, похожих на переплетенные спагетти. В конце концов я вынырнул на одной из станций метро, в киоске, где торговали фруктами и дешевыми книжками, кивнул хозяину, вышел из-за прилавка и смешался с толпой.

Затем сел на реактивный экспресс, идущий на север, но на первой же остановке сошел. Перебрался на платформу, откуда отправлялся экспресс в обратном направлении, и встал у кассы, выбирая, у кого из этих раззяв будет бумажник потолще. Выбрал какого-то типа, сел на его поезд, потом сошел на одной с ним остановке и в первом же темном переулке двинул ему по затылку. Теперь у меня появились деньги, и я был готов действовать. Я не понимал, для чего мне деньги, но знал, что для следующего этапа они нужны.

 

 

По большей части, я не испытывал никаких эмоций, разве что удовлетворение от работы, которую нужно сделать. Но это на сознательном уровне. Где-то глубоко-глубоко в душе я мучительно переживал свое несчастье, мне было страшно, меня терзало чувство вины, однако все это глубоко, далеко, где-то в заваленном, запертом уголке души.

Быстрый переход