Он даже начал думать, что их новая жизнь чем-то напоминает сценарий. Каждый день они, создавая воздушный поток, неслись по заснеженному, продуваемому ветром шоссе, ограниченному с обеих сторон маркерными столбиками. Каждый вечер он сидел и смотрел, как куклы болтают, смеются в кузове грузовика, где они устроили себе дом. Каждый день шел снег, то сильно, то слабо. Каждую ночь в его снах тоже шел снег. В этом было какое-то постоянство, повторяемость, которая делала жизнь более устойчивой, более приемлемой. И насколько Себастьян мог видеть, вся их дальнейшая жизнь - это северное шоссе, холод, снег, небо цвета пепла и изредка проносившиеся над равниной под облаками птицы.

Этого ему бы вполне хватило.

И хотя он не забыл, что делала Битти Белина с пауками, как она пугала его и смеялась над его страхом, как заставила сделать других кукол, он не держал на нее зла. Она была слишком красива, чтобы ее ненавидеть. К тому же пока эти многоногие создания оставались закрытыми в пустой солонке, его страх перед ними несколько поутих, отодвинувшись куда-то в дальние уголки сознания. Он почти поверил, что Белина сделала ему большое одолжение, засунув пауков туда, где они теперь находились. Пока он знал, что они в солонке, закрытой сверху металлической крышкой, ему спалось спокойнее от сознания, что они не прячутся где-то поблизости, готовые наброситься на него. Враг всегда не так страшен, когда он на виду. Так шли дни, идиот смотрел на Битти Белину все нежнее и делал все, что она просила.

Если бы Себастьян умел читать, и попадись ему в руки высказывания святого странника, его могло бы заинтересовать письмо Эклезиана к толемедонцам, в котором говорится:

"Главное преимущество человека в грядущей войне с божеством состоит, пожалуй, в его ощущении истории и в его склонности к мести. Мы ничего не забываем. Мы отползаем прочь, зализывая раны, нанесенные Судьбой, но наши душевные раны остаются открытыми и продолжают кровоточить и после того, как плоть излечится. Их может успокоить только месть. Богу же, напротив, столько надо обдумать, столько решить задач, что он не может хранить в своей памяти мелкие события нашего субкосмического мира так полно, как мы. И когда мы приходим, чтобы убить его, он скорее всего умирает в смятении, недоумевая, против чего же мы восстали”.

На четвертый день нового этапа путешествия опять шел снег. В ту ночь идиот видел во сне мир, белый и древний...

На шестой день они обнаружили на своем пути город.

Шел снег, по небу носились низкие тучи, грозившие бураном. В течение долгого дня ветер становился все яростней и теперь, словно раздуваемый огромными мехами, хлестал по грузовику, болтая машину над шоссе из стороны в сторону. Это было настоящим испытанием шоферского мастерства Себастьяна, но идиот продолжал вести грузовик вперед. Одна из кукол сказала, что если бы они стояли на месте, то их наверняка бы перевернуло. Двигаясь вперед, разрезая по диагонали поток воздуха и даже немного используя его силу, они были менее уязвимы. Себастьяну все это не нравилось, но он продолжал ехать, даже когда буран начался, и мир за стеклом превратился в хоровод снежных хлопьев.

Грузовик дважды ударялся об ограничительные столбики и, с грохотом вывернув их из земли, возвращался на безопасную территорию. Куклам не было нужды предупреждать его, что, если какая-нибудь из расположенных под ними лопастей увязнет, они навсегда останутся здесь и замерзнут насмерть, когда разрядившийся аккумулятор больше не сможет согревать их.

Белина и ангел ехали впереди, рядом с Себастьяном, в то время как остальные свернулись калачиками в кузове и старались избежать ушибов, замотавшись в одеяла, когда их мотало по полу от стенки к стенке.