Но дисгармония верхней одежды и аксессуаров не оскорбляла вкуса Чинарского. Он был горд и счастлив – телосложение его «мамзели», насторожившей его вначале своей излишней стройностью, не затронуло выбранных им относительно женской фигуры приоритетов. А именно – наличие крупного мясистого зада и больших грудей. Здесь он был неподкупен.
Он галантно взял у Вальки розовый пластиковый пакет с надписью «Шанель» и под ручку пошел с ней по гудящим апрельским возбуждением вечерним улицам.
– Погодь хоть куда, – улыбалась Валька, ежась от блаженства. – А ты далеко живешь?
– Пару кварталов, – подмигнул Чинарский.
Он достал из кармана скомканную десятку и, расправив ее, приценился к цветам. Продавцы изысканно шипастых роз дружно смерили его насмешливыми взглядами. Их было немного – человек шесть или семь, но стоявшие в огромных вазах цветы поражали разнообразием оттенков: от кроваво-черного до кисейно-розоватого и сливочно-желтого.
Чинарский вернул Вальке ее пакет.
– Подожди-ка меня тут…
Он шагнул к вазам с цветами.
– Сколько? – кивнул Чинарский на одну из ваз.
– Столько, сколько тебе и не снилось, – ответила ему смуглая азербайджанка с выкрашенными хной волосами.
– А если поточней?
– Пятьдесят – штука, – бросила женщина.
Он порылся в карманах. Выудил оттуда полтинник и протянул тетке. Та скептически пожала плечами.
– Упаковку надо? – Она зашелестела перед носом Чинарского разноцветной фольгой, какими-то блестящими рюшами и ленточками.
– Хватит простого целлофана, – спокойно сказал Чинаркий.
– Какую? – спросила азербайджанка.
– Красную, как твоя… – невозмутимо проговорил Чинарский.
Тетка швырнула в него полтинником, плюнула в его сторону и разразилась русской матерной бранью с кавказским акцентом.
Все это время Валька стояла в стороне. Весь ее вид свидетельствовал о душевном дискомфорте. Словно ей было стыдно за своего непрезентабельного, стесненного в средствах друга. Когда же услышала ругань торговки, поспешила оставить своего незадачливого товарища. Незаметно сдвинулась с места, обогнула здание рынка и пошла к трамвайной остановке.
– Ты куда, мать твою! – крикнул Чинарский Вальке.
Пока азербайджанка материлась, другой продавец – черноглазый крючконосый парень – согласился продать Чинарскому красную розу.
– Зачем человека обижать? – назидательно сказал он, непонятно кого имея в виду – Чинарского или торговку.
Чинарский с подчеркнутой благодарностью принял из его темных рук цветок и поспешил за Валькой.
Он нагнал ее уже на подходе к остановке.
– На хер мне твой цветок! – взвизгнула она. – Как будто только его мне и не хватало!
– Не понял, – оторопело замер Чинарский.
– Ты бы мне лучше колготки или трусы купил, – безапелляционно заявила она. – Или банку джин-тоника!
– Да будет тебе и водка, и джин-тоник, – миролюбиво простонал Чинарский. – Не торопи события.
– Ладно. – Валька смирилась с такой глупой расточительностью и приняла розу. – Только мне это… – Она на минуту замялась. Взгляд ее затерялся в опадающем лепестками голубых роз вечернем небе.
Чинарский снова взял ее пакет.
– Чего еще?
– Мне бы по-быстрому, – смутилась Валька. – А то у меня ведь это… ну… – Она протяжно вздохнула, словно из нее тянули жилы. – Хахаль у меня есть. |