– Ты меня не хочешь?

– Я тебя хочу больше всего на свете. Просто здесь особо нечего делать. Некоторым людям мало морского бриза и кодаковских закатов.

– Некоторым женщинам, ты хотел сказать, – уточнила Джои.

– Черт, да у меня даже спутниковой тарелки нет!

– Ну тогда все, дружище. Мы расстаемся навсегда! Странахэн притянул ее к себе и поцеловал в переносицу.

– Хорошенько подумай, – повторил он. – Пожалуйста.

– Чудак.

– Кстати, хотел тебе сказать. Это было очень храбро – вернуться на корабль.

Джои велела ему не уходить от темы.

– Впрочем, признаю, ты чертовски сексуально смотрелся в своем синем блейзере.

– Исторический момент, – сказал он, – который никогда не повторится.

– О, я ценю твою жертву.

– Ты тоже в этой своей шелковой тряпочке была пикантна.

– Грязный старикашка, – парировала Джои.

Возвращение на «Герцогиню солнца» было неприятным

и даже зловещим. Палуба ниже той, с которой Чаз ее сбросил, но смотреть вниз так же страшно. Джои до сих пор удивлялась, что пережила свой прыжок в море. Она никогда не была религиозной, но с той ночи существование доброго и всевидящего Бога уже не казалось ей столь уж невероятным.

– Я до сих пор иногда ощущаю руки Чаза на своих лодыжках.

– Хотел бы я заставить тебя забыть, – произнес Странахэн.

– Такие холодные, как будто он их держал в ведерке со льдом, – сказала она. – Мик, этот наш гениальный план сработает? А то я уже как-то не уверена.

– Еще не поздно дернуть стоп-кран. Судя по тому, как Чаз выглядел в каяке, он уже здорово выбит из колеи. – Странахэн нежно перевернул Джои на спину. Оперся на локоть и посмотрел на нее: – Мы можем завтра утром сходить к детективу. Попытать счастья в суде.

Она покачала головой:

– Я не могу рисковать. Чаз – очень скользкий тип.

– Он мог обмануть меня.

– Посади пару женщин-присяжных и посмотри, что будет, – сказала она. – Он привык вешать лапшу на уши прекрасному полу. Я – живое доказательство – едва живое доказательство.

– Хорошо, – согласился Странахэн. – Тогда действуем по плану.

– Да.

Но Джои подташнивало от неуверенности. Что ее муж сделает, когда увидит ее? Попытается отбрехаться? Сбежит? Упадет и зарыдает как ребенок? Загнется от остановки сердца?

Нападет?

Реакцию Чаза невозможно предугадать, но Джои точно знала, что скажет, какие вопросы терзают ее с той самой долгой ночи в море. До нее дошло, что это ярость держала ее на плаву все эти долгие часы, заставляла цепляться за мешок с травой – ярость на Чаза, ярость на себя, на то, что вышла замуж за такое чудовище.

– Я тебе рассказывала о стихотворении? – спросила она Странахэна. – Это было в тот вечер, когда он сделал мне предложение. Мы готовили ужин у меня дома. Он принес мне любовный стих и клялся, что сам его написал. А я, как классическая тупая блондинка, ему поверила.

– Дай попытаюсь угадать, у кого Чаз его спер, – сказал Странахэн. – Шелли? Китс?

– Посерьезнее, Мик.

– Шекспир – слишком очевидно.

– Как насчет Нила Даймонда? – спросила Джои.

Странахэн замер в притворном ужасе.

– Да, Чаз был умен, – продолжала она. – Знал, что для фанатки Даймонда я слишком молода.