| 
                                     Этот довод я не засчитываю.
 — Это еще почему? 
— Ему нет доказательств. А если бы и были… Это означало бы лишь то, что на твоем пути просто не попался нормальный мужик. Который наверняка бы знал, как обращаться со своим языком и другими частями тела. 
Этери облизала губы. Не стоило ей рассуждать о нормальных мужиках — это точно. Таких сейчас днем с огнем не сыщешь, так какой смысл? 
— Но машины женщины, как ни крути, водят лучше. И… 
— Да-да… Не бросают детей. Это я уже слышал. Только знаешь, что? Бред это все! Еще как бросают. 
  
Глава 3 
  
Её разбудило громкое кукареканье. Звук был до боли знаком, но так сильно непривычен в том мире, где она обитала, что Этери решила, будто он ей приснился. А потом оглушительно-громкое «кукареку» повторилось, и её не до конца проснувшийся мозг стал улавливать и другие непривычные ему сигналы: непонятно откуда доносившийся стрекот кузнечиков, жужжание пчел, шум листвы и тихий неспешный плеск воды, словно где-то рядом протекала речка. Но самыми неправильными были, пожалуй, доносившиеся до неё ароматы… Пахло сосновой доской, сырой, напитанной влагой землей и горчащей на языке полынью. Этери медленно подняла веки, сощурилась от бьющего в окно света и внимательно обвела взглядом комнату в попытке вспомнить, как же её угораздило здесь очутиться. Секунда… и события минувшего дня обрушились на неё лавиной. Этери даже тихонько вскрикнула. 
— Ой… А я ничего такого не делала. Правда-правда. А это… это оно само вывалилось из сумочки. 
Этери резко перевернулась на другой бок, встретившись взглядом с маленькой девочкой, которая до её пробуждения, похоже, была занята разграблением принадлежащей ей косметички. Об этом свидетельствовали яркие тени на лице у малышки и помада цвета сочного персика, в которой Этери сразу же узнала свою Chanel. 
Малышка была настоящей красавицей. Губки-бантики, темные волосы и голубые-голубые глаза, которые Этери уже где-то видела. Женщина сглотнула собравшийся в горле ком. Натянула повыше на грудь простынь и, опираясь на локти, подтянула свое тело повыше. 
— Доброе утро. 
— Доброе. А ты… 
— Ариша. Я здесь живу. 
Девчушка обаятельно улыбнулась и, спрятав ручки за спиной, сделала шажок к двери. 
— А я — Этери. Приятно познакомиться, Ариша. 
— Угу. Папа сказал, чтобы, когда вы проснетесь, я вам показала гостевую ванную и выдала зубную щетку. 
— Папа? Твой папа Марк? 
— Угу… — опять повторила Ариша, — Марк. — Затем девочка тяжело вздохнула, распрямила руки по швам, с тоской посмотрела на зажатый в кулачке флакон помады и, тяжело, даже трагично вздохнув, вернула её на место. — Я только губы накрасила, — прошептала она, а потом, немного подумав, добавила: — И глаза… 
— И выделила скулы румянами. Вышло неплохо, но кое-что я бы поправила. — Этери встала с кровати и обвела взглядом комнату. — Тебя мама научила тонкостям макияжа? 
— Нет, конечно. Моя мама — безответственная вертихвостка, которая ничему хорошему меня научить не может. 
Этери приоткрыла рот. Она не знала, что ее больше удивило — деловитый тон девочки, которая так спокойно рассуждала о своей непутевой матери, или сами ее слова, совершенно несвойственные ребенку. 
— Это так говорит твой папа? 
— Нет. Дедуля. Мы все вместе живем. Папа, я и дедуля. Он, может быть, выйдет к обеду. Если протрезвеет, — добавила Ариша, подумав. 
— Как мило… — Мило… Это еще мягко сказано. — Так… Стоп, а который час? 
Девочка покосилась на большие розовые часы на запястье: 
— Двенадцать уж скоро.                                                                      |