Катя сидела неподвижно, втянув голову в плечи. Семен Петрович откашлялся в кулак и деликатно провел ладонью по ее волосам.

– Ничего, Катюша, – сказал он тихо. – Ничего. – Он привлек ее к себе, и Катя уткнулась лицом ему в грудь. – Гости разошлись. Надо идти домой.

– Я не могу, папа, – глухим голосом произнесла Катя. – Не могу. Мне так плохо… Если бы ты знал…

– Я понимаю, понимаю, – сказал Семен Петрович. – Видишь, какая она – наша жизнь? Не знаешь, с какого конца ударит… – Он вздохнул и добавил: – Все равно ведь никуда не спрячешься…

– Как мне быть теперь, папа? Как быть?

– Ничего, все пройдет, Катюша… Пойдем домой… Поздно уже…

Они встали. Семен Петрович подал мне руку и сказал:

– До свиданья, Иван. Мы пойдем теперь… Но ты не пропадай! Обязательно звони.

– Обязательно позвоню, – обещал я, отвечая на рукопожатие.

Семен Петрович дружески похлопал меня по плечу.

– Эх вы, молодые, зеленые! – отечески произнес он. – Ничего, перемелется – мука будет.

– Конечно, будет, – согласился я.

Семен Петрович улыбнулся и потянул Катю за рукав.

– Пойдем, Катюша.

Катя исподлобья взглянула на меня. Не знаю почему, но в тот момент я вдруг ясно понял, что мы никогда больше не увидимся с ней. Я понял также, что и она думает об этом.

– До свиданья, Катя.

– До свиданья, Иван.

Я смотрел им вслед. До тех пор, пока их фигуры не растворились в темной глубине бульвара. Был двенадцатый час ночи.

Сергей Степанович Воробьев нисколько не удивился моему позднему визиту. Напротив. С укором в голосе он проговорил:

– А я уже думал, что ты не придешь. Что ж ты?

– Я не мог. Занят был, – ответил я.

– Ладно… Ты как раз вовремя… – сказал Воробьев.

Последовав за ним, я вошел в знакомую комнату, и свет не скрытой абажуром лампы ослепил меня после темного коридора. Сергей Степанович мигом выключил ее и, пройдя к окну, отворил его настежь. Холодный свежий воздух, словно вода в пробоину тонущего корабля, потоком ворвался в комнату. Озадаченный происходящим, я хотел было спросить, что все это значит, но Воробьев, будто догадавшись, приложил палец к губам и поманил меня к окну. Я подошел.

– Смотри – ровно в полночь… Вон то окно – напротив, – шепотом произнес он, указывая в сторону противоположного дома.

Я взглянул на часы – до полуночи оставалось не более двух минут. Улица под нами казалась бездонным ущельем. Редкие фонари плыли над мостовой. Где-то шумели моторами автомобили. Мне стало не по себе. Я почувствовал, как бешено забилось в груди сердце, и подумал, что сегодня оно перевыполнит свою норму ударов.

Но в то же мгновение, забыв обо всем на свете, я увидел, как засветилось окно напротив.

– Вот, смотри, – схватил меня за руку Сергей Степанович и, сейчас же бросив ее, припал животом к подоконнику.

Свет был неяркий, бледно-зеленый. Как в море на небольшой глубине или в аквариуме. Мне даже почудилось, что сейчас откуда-нибудь сбоку, из-за стены, выплывут золотые рыбки с черными хвостами. Но рыбки не выплыли. Вместо них появилась женщина в голубом платье с гусиным пером в правой руке. Она показалась мне хрупкой и прекрасной, как фарфоровая статуэтка. Не спеша прошла она по комнате и присела к столу у окна, так что лицо ее теперь было обращено к нам. На столе лежали листы бумаги, и, обмакнув перо в невидимую чернильницу, она записала что-то на одном из них. Потом, отставив руку с пером в сторону, женщина подняла лицо и задумалась. Ее волосы рассыпались по плечам, и, хотя увидеть ее глаза на таком расстоянии казалось невозможным, мне почудилось, что они направлены прямо на нас.