Щелк! — замок открылся и дверь распахнулась. Чуть сгорбленная бабушка с седой копной волос, собранной в узел, внимательно осмотрела меня выцветшими глазами. Морщины на лбу подозрительно на меня хмурились.

— Заходи! — “предпринимательница” впустила меня внутрь. — Откуда узнал про меня?

— Так Петрович проболтался, — выдал я.

— Какой Петрович? — насторожилась бабка.

Я хлопнул себя по лбу.

— Да не Петрович, это брат у него Петрович, путаю их все время, Василич, — я перебрал на мой взгляд самые распространенные отчества.

— А-а-а… — закивала бабуля, уже расслабившись. — Вот паскуда, говорила же ему, не веди новеньких. Я, молодой человек, только своим продаю, сам понимаешь, время сейчас такое. А мне внука тянуть надо.

— Внука? — удивился я. — А родители его что?

Квартирка выглядела убогой, но чистенькой. Обои двадцатилетней давности местами затерлись до штукатурки. Крашеный пол облупился. На побеленном потолке вместо люстры болталась одинокая лампочка на заляпанном известкой черном проводе.

В коридор выскочил малец лет пяти-шести в черных трусах и белой майке. Увидев меня, он обрадовался, будто встретил детсадовского друга:

— Дядь, а дядь, дай рупь!

— Уйди Андрюша, — шикнула на него бабушка. — не лезь к человеку.

Сердце екнуло. Он мне напомнил меня самого. Такой же босой на холодном полу. Только я в детдоме, а он здесь. Еще и тезка…

— А держи, — я пошарил по карманам и вытащил измятую купюру с единичкой, и протянул мальчику.

Тот ловко подскочил и цапнул ее, как коршун куренка:

— Спасибо, дядь!

Андрюшка скрылся в комнате.

— Ой, неудобно как-то, — запричитала бабуля. — Зачем ты деньги ему дал? У меня нечем тебе вернуть.

— Да не надо ничего, — махнул я рукой. — Для тезки не жалко.

— Погоди, — бабуля уперла в бока руки. — Я тебе самогона бесплатно налью…

— Спасибо, — замотал я головой, — Мне пора. Что-то перехотелось мне.

— Как так? А чего приходил-то?

— Да для бати купить хотел, а сейчас подумал, обойдется старый хрыч. Пусть трезвеет. Уже мамку своими запоями всю извел. Вот пусть лучше сдохнет с похмелья, не принесу я ему самогона.

— Ну и правильно, — одобрительно закивала самогонщица. — Помереть — не помрет, а впредь наука будет. Сколько мужиков эта отрава сгубила…

— Так, а вы, что тогда торгуете?

— А кто оглоеда кормить будет? Отец ветер в поле, мамы — доченьки моей, уж год как нету…

— Сочувствую, а что случилось?

— Да ты проходи сынок, чай будешь? С баранками. Варенье малиновое сама варила. Ягода правда с рынка…

— Спасибо, не откажусь.

Я разулся и прошел в зал. Простенькая комната без югославской стенки и без телевизора смотрелась непривычно пусто. Посередине стоял огромный круглый стол довоенных времен. Его потертая поверхность выдавала благородство древесной породы, из которой он был изготовлен. Гордость хозяйки.

На столе расстелена плетеная кружевная паутинка из белых ниток, лежит отрывной, уже изрядно похудевший календарь.

Хозяйка скоро собрала на стол нехитрое угощение. Я дул на фарфоровую кружку и надкусывал баранку. Не знаю, что заставило меня согласиться на гостеприимство, ведь изначально я пришел за другим. Может мне не хватало этого самого гостеприимства в прошлой жизни? Потом люди станут другие. Никто никогда не предложит незнакомцу чаю. Это даже станет немного опасным. Тучи мошенников будут ходить по квартирам, представляясь собесом и облапошивать доверчивых пенсионеров, что еще не успели отвыкнуть от радушия Совка.