— Угу, — кивнул я. — Оказалось, что они все — бывшие сотрудники.

— На то был и расчет, — довольно почесал лоснящийся подбородок Горохов. — Уволить тебя со скандалом и к ним подсадить. Это ты, Андрей Григорьевич, ловко придумал. Вот только в ресторане немного переборщил. Должен был обычный пьяный дебош устроить, а ты братьям Геворкянам носы свернул.

— Да настроение было не очень, — улыбнулся я. — Вот душу и отвел.

— Ну, ничего… Там с ними уже все уладили. Дело прекращать будем по реабилитирующим обстоятельствам. А тебе снова надо заявление писать о приеме на службу. Уволили ведь тебя по настоящему, — ткнул в меня Горохов пальцем. — Для правдоподобности. И премии, кстати, ты не получишь. Она Геворкянам пойдет. За моральный вред, так сказать.

— Хрен с ней, с премией, — я хотел закурить, но, подумав, смял и выбросил сигарету (все, пора завязывать). — Второй раз я бы так же поступил. Сами виноваты. Не фиг женщин за жопу без спросу хватать. Особенно рыжих.

На это Никита Егорович мне ничего не ответил. Наверное, подумал, что я уж слишком вжился в роль — а может, вспомнил собственные сердечные раны. Эти, заразы, долго болят. Уж лучше перелом схлопотать или пулю. Впрочем, такого я Горохову говорить не стал — а то ещё передумает принимать от меня заявление. Хотя куда он денется с подводной лодки? Мы как два сапога уже. Но оба на правую ногу...

Глава 2

Апрель 1985 года. Петровка 38, кабинет руководителя межведомственной следственно-оперативной группы Н.Е. Горохова.

Никита Егорович собрал нас экстренно. Обвел командирским взглядом и сообщил тоном, не допускающим возражений:

— У нас новое дело, товарищи. Собирайтесь. Вылетаем срочно в Брянскую область. Самолет через два часа. Спецрейс из Шереметьево.

— Ого, — Катков довольно потер мясистый подбородок. — Для нас выделили отдельный самолет?

Частые командировки вылечили его боязнь перелетов.

— Наверное, кукурузник какой-то, — фыркнула Света, наморщив носик.

В летнем платьишке в легкомысленный горошек она смотрелась, как студентка. Замужество не испортило ее точеную стать.

— Нет, — с гордостью заверил Горохов, — целый АН-24 отрядили.

— Не самый маленький самолет, — восхитился Погодин. — Мы на нем одни полетим? Что же там такого случилось в Брянске?

— Сам не пойму, — следователь спешно набивал кожаный портфель бланками протоколов и прочими нужными бумажками, впихнул туда изрядно разбухший от частого пользования томик УПК РСФСР, — Сказали выезжать и на месте разбираться. В лесу обнаружен труп подростка.

— Один? — уточнил я.

— А тебе сколько надо? — пожал плечами шеф. — Слава Богу, что один. Пока…

— Нас по одиночным не дергают, — язвительно заметил я.

— В том-то и дело, — Горохов задумчиво зажевал нижнюю губу, вытащил из кармана платок, но лоб почему-то вытер кончиком галстука. — Мутная история, товарищи. Тот подросток пропал еще три года назад. И вот его нашли.

— Бывает, — кивнул я. — Пролежал три года, а тело только сейчас обнаружили. Все равно не пойму, при чем тут мы?

Даже не знаю, зачем я спорил — всё равно ведь полетим, дело решеное.

— А то, что он как живой, — Горохов поднял указательный палец. — Прямо чудеса…

— В каком смысле, как живой? — в один голос воскликнули Погодин и Катков.

— Погиб недавно.