— Вот, выбирайте, — Березкин с довольным видом широким жестом указал на соленья, будто это были золотые слитки, как минимум.

Но грибы меня мало интересовали. Я щупал лучом стены и лестницу. Вот и гвоздик. Торчит из лиственной балки.

— Об этот гвоздь вы поцарапались? — будто бы из любопытства спросил я, осветив ржавое острие.

— Об него заразу, — закивал Березкин. — Осторожнее, сами не напоритесь.

Я прикинул рост Пети и высоту расположения гвоздика. Не сходится. Об гвоздь можно макушку только оцарапать, но никак не скулу.

Я посветил в лицо Березкину и шагнул, придвинувшись к нему в плотную.

— Покажи рану, — неожиданно проговорил я голосом, полным металла.

— Зачем это? — Петя попятился. — Берите грибочки и уходите…

Я уцепился за кусочек пластыря на его лице и резким движением оторвал.

Березкин ойкнул и схватился за скулу. Там действительно была царапина.

— Руки убрал! — рявкнул я и схватил одной рукой его морду, а второй светил на повреждение. — Темнишь, ты товарищ Березкин, гвоздик высоковато расположен, да и царапина не линейная, как от острия. Смазанная, будто ногтем заехали. Значит, говоришь, баба Шура боевая была? У нее под ногтями судмедэксперт чью-то засохшая кровь нашел (наверняка этого я не знал и выдал предположение за факт), на экспертизу возьмем. И посмотрим, чья там кровь. Куда икону дел, падла? В печке сжег, чтобы подозрения на старьевщиков напустить? Хитро придумал. Неслабо для алкаша. Видно раньше ты не всегда таким был, может, даже и высшее образование у тебя есть. Опустился просто.

Я не давал опомниться подозреваемому и продолжал его прессовать:

— Только одного ты не учел, Петя, — я, когда тебе пальцы откатывал узор папиллярный больно знакомый увидел на твоем указательном. Такой же узор обнаружен на запястьях у убитой. За руки ты ее хватал получается.

Тут я, конечно, накидал немного фантастики. С кожных покровов трупа криминалистика семидесятых изымать следы рук пока не научилась. Да и в полевых условиях это трудно сделать, и тем более навскидку определить совпадение узоров.

— Я не хотел! — Петя поплыл и задергался. — Это все ведьма виновата. Карга старая! Тетя Шура! Она нас с Пашкой гоняла! Житья не давала. А он друг мой был!

Я отпустил Березкина и процедил:

— Рассказывай, как было.

— Пашка позвал меня получку отметить, — Петя всхлипывал. — Мы сидели выпивали. Тут заявилась его мать и давай меня костерить, что, мол, паскуда такая, его сына спаиваю. Слово за слово, я выпивши был, не выдержал и послал ее подальше. А Пашка, дурень, вступился вдруг за нее. За табурет схватился и махать им начал. Он, когда пьяный, дурак совсем. Но мать любит и слушается, хотя она ему всю жизнь испортила. Всех баб отвадила, хотела, чтобы до самой смерти сынок только ее был. На меня злость такая накатила. Он из-за ведьмы на друга с табуреткой кинулся. Голову проломить грозился! Не знаю, что на меня нашло, только я нож со стола схватил и первым его ткнул. Он не падал, что-то кричал, я бил еще и еще. Тут карга старая на меня кинулась, в морду вцепиться хотела. Я и ее ударил. Сколько раз не помню. Она на кровать упала и захрипела, а я убежал…

В комнате своей заперся и трясся. Потом в себя пришел, в коридор вышел. Тишина. Никто из соседей не прибежал на шум. На работе все были. Тогда я подумал, что можно на старьевщиков все свалить. Пашка рассказывал, что недавно приходили к нему двое и икону просили продать. Он бы и рад был от нее избавиться, да мать побоялся.