— Опять измена, — печально прошептал граф и поник головой.

Как только была объявлена война, генерал выпустил воззвание к населению Мексики, составленное в таких пышных выражениях, что только глупцы могли поддаться его влиянию.

Жители Соноры остались равнодушными к призыву своего правительства, не выразив ни малейшего желания вмешиваться в личное соперничество генерала, которое тот пытался возвести в степень национального вопроса. Жители Соноры отлично помнили, что когда французы высадились в их городе и проходили по его улицам, то поведение авантюристов было безупречно и не вызвало ни одной жалобы.

Генерал, видя неуспех своих начинаний, решил прибегнуть к другим средствам, он немедленно приступил к усиленному рекрутскому набору, а затем, не довольствуясь этим, заключил союз с индейцами племен яки и опата и усилил ими численность своей армии.

Он намеревался привлечь на свою сторону также и апачей, но те еще на забыли жесткого урока, полученного ими от французов, и ушли в свои прерии, не желая слушать никаких новых предложений.

Между тем генерал Гверреро успел собрать многочисленную армию, насчитывающую до двенадцати тысяч человек — цифра эта должна показаться огромной, если принять во внимание малочисленность французского отряда.

Нельзя обойти молчанием того факта, что генерал сильно побаивался французов, но старался маскировать страх постоянными передвижениями своих войск, не позволяя себе при этом близко подходить к французским аванпостам.

Он старательно следил за всеми действиями графа, чтобы быть в состоянии дать своевременный отпор его отряду.

Читателю может показаться странным, что жители Латинской Америки, почти поголовно принадлежащие к потомкам испанцев, до сих пор сохранили какой-то суеверный страх перед европейскими завоевателями, хотя со времени покорения прошло несколько столетий. Смелые подвиги первых героических авантюристов еще не забыты, и в эпоху борьбы за независимость не раз случалось, что при одном появлении небольшого испанского отряда тысячи мексиканских инсургентов обращались в постыдное бегство.

То же самое повторилось и теперь. Триста французских авантюристов, затерянных в чужой стране и не умевших даже объясниться на ее языке, удачно выдерживали натиск двенадцатитысячной армии, во главе которой стояли прославленные полководцы. Но этого мало, горсть французов не только заставляла трепетать всю Сонору, но в то же время наводила страх на центральное мексиканское правительство.

Неслыханная дерзость и безрассудство предпринятой графом экспедиции еще более усиливали внушаемый им страх. Затея дона Луи была до такой степени безумна, что рассудительные люди не допускали даже и мысли о том, чтобы граф действовал без союзников, которые ждали только удобного момента для открытого выступления.

Граф старательно поддерживал эти взгляды с помощью своих шпионов и лазутчиков. Смелость его атак, решительность всех действий и, наконец, взятие без единого выстрела Магдалены — все это увеличивало опасения мексиканского правительства и мешало ему начать энергичные военные действия.

Было около пяти часов утра, когда фрессада, закрывавшая вход в палатку графа, была кем-то приподнята снаружи и в палатку вошел человек.

Этот неожиданный визит разбудил графа, он протер глаза и, схватив пистолет, спросил твердым голосом:

— Кто тут?

— Это я! — отвечал гость. — Кто же может войти, кроме меня?

— Валентин! — радостно вскричал граф, отбрасывая пистолет в сторону. — Добро пожаловать, брат, я ждал тебя с нетерпением.

— Спасибо, — сказал охотник. — Разве Курумилла не предупредил тебя нынче о моем приходе?

— Да, — рассмеялся граф, — он сделал это, несмотря на свое обычное молчание.