Не осталось никого, кто бы помог Карамону, никого, кто бы дал ему совет. Он остался один. Он наклонился с тем, чтобы поднять брата на руки и отнести домой.

В поле его зрения попала пара блестящих черных сапог и край коричневого плаща.

– Здравствуй, Карамон.

Он поднял глаза, откинул капюшон назад, чтобы лучше видеть. Дождь тут же начал стекать по его волосам и заливаться в глаза.

Перед ним стояла женщина. Женщина лет двадцати или немного старше. Она была привлекательной, хотя и не красавицей. Вьющиеся черные волосы обрамляли лицо под капюшоном. Ее темные глаза ярко блестели, может быть, даже слишком ярко, напоминая бриллианты и блеском, и твердостью взгляда. На ней были кожаные доспехи, подогнанные по ее пышной фигуре, зеленая свободная блуза, зеленые шерстяные штаны и сверкающие черные сапоги, доходящие до колен.

Она казалась странно знакомой. Карамон помнил, что знаком с ней, но у него не было времени, чтобы разбираться в том хаосе, который представляла собой его память сейчас. Он пробормотал что–то о том, что ему надо помочь его брату, но женщина уже стояла рядом с ним, наклонившись над Рейстлином.

– Он ведь и мой брат тоже, знаешь ли, – сказала она, и ее губы изогнулись в кривой улыбке.

– Кит! – выдохнул Карамон, наконец узнав ее. – Что ты зде… Где ты бы… Как ты при…

– Помолчи, пока мы не устроим его где–нибудь в тепле и сухости, – перебила его Китиара, беря командование на себя, к немалому облегчению Карамона.

Она была сильной, сильной как мужчина. Вдвоем они подняли Рейстлина на ноги. Он пришел в себя на мгновение, огляделся вокруг мутными глазами, что–то проговорил. Его глаза снова закатились, он уронил голову и снова потерял сознание.

– Он… Ему никогда не было так плохо! – сказал Карамон, которым овладел настоящий страх, сжимающий его сердце. – Я не видел, чтобы с ним такое случалось!

– Ха! Я видала и похуже, – спокойно сказала Китиара. – Намного хуже. Бывало, я и сама делала хуже. Стрелы в животе, отрубленные руки и ноги. Не волнуйся, – добавила она, и ее улыбка смягчилась при виде горя Карамона. – Я сражалась со смертью за моего маленького брата раньше, и я победила. Я сделаю это еще раз, если будет нужно.

Они внесли Рейстлина по длинной череде ступеней на мостовую, прошли под ветвями деревьев, с которых стекала вода, и добрались до маленького домика Мажере. Как только они оказались внутри, Карамон разжег огонь в камине. Китиара ловко и быстро, даже не краснея, сняла с Рейстлина всю мокрую одежду. Когда Карамон выразил слабый удивленный протест, Китиара рассмеялась:

– В чем дело, братишка? Боишься, что это оскорбит мои нежные чувства ? Не беспокойся, – добавила она с улыбкой, подмигивая, – мне случалось видеть голых мужчин раньше.

Карамон покраснел как рак, но помог сестре уложить Рейстлина в постель. Рейстлин так сильно дрожал, что казалось, что он может выпасть из кровати. Он бессвязно, тихо говорил что–то, иногда вскрикивал и широко открывал глаза, уставившись прямо перед собой расширенными зрачками. Кит прочесала дом, вытащила все одеяла, которые смогла найти и укрыла ими Рейстлина. Она положила руку ему на шею, ища пульс, задумчиво скривила губы и покачала головой. Карамон стоял рядом, наблюдая за ней в нетерпении.

– Слушай, а та старая карга еще живет здесь? – внезапно спросила Кит. – Знаешь, та, которая разговаривала с деревьями, и свистела как птица, и держала волчонка у себя дома вместо собаки?

– Чокнутая Меггин? Да, она живет где–то здесь, кажется. – Карамон сомневался. – Я редко бываю в той части города. Отцу не нравится… – Он остановился, сглотнул и начал снова. – Отцу не нравилось, когда мы туда ходили.