Изменить размер шрифта - +

Сиделка с безразличным выражением лица давала Алине кашу ложку за ложкой, а она, с трудом проглатывая еду, пыталась прочесть в глазах помощницы ее мысли.

***

Данилова заметила, что Софья стала холоднее к ней, когда она убрала из комнаты все иконы и перестала зажигать ароматные церковные свечки.

Да, когда то, пару месяцев назад, Алина вдалась в религию. Она стала учить про себя молитвы и читать их перед сном, чтобы Господь, наконец, избавил ее от мучительной болезни. Но так как этого не происходило, а напротив становилось только хуже, Алина разочаровалась в помощи от высших сил и прекратила свои бесполезные «танцы с бубном», как она это позже назвала.

– Господь всех любит, но ты богатая, а богатство – тлен души, поэтому он не поможет тебе сразу. Он обязательно спасет тебя, только молись усерднее, – сказала как то Софья.

Тогда Алина сильно разозлилась, она даже хотела выгнать сиделку из дома, но муж настоял на обратном.

***

После еды и разминки тела для предотвращения атрофии мышц девушка захотела побыть одна. Она осталась в своей комнате и попросила закрыть дверь.

Алина чувствовала себя по прежнему противно. Ей не хотелось продолжать эти бессмысленные мучения. Жизнь переставала быть настоящей. Ее существование больше походило на пребывание в каком то концлагере или дурдоме. Ее никто толком не слушал. Она была самым настоящим овощем, пусть еще и несколько активным, но кажется, ненадолго, и ей начинало казаться, что окружающие уже мысленно готовят ей гроб.

Подъехав к недавно зажженной свечке с ароматом ванили, девушка вдохнула ее запах и почувствовала прилив спокойствия и блаженства. Не хватало только дозы антидепрессанта, и день обещал быть обыденно терпимым. Именно терпимым, и никаким более.

Вскоре должен быть прийти доктор Коринштейн и дать ей эту таблетку.

Но вдруг в голове девушки промелькнула странная, можно сказать, революционная мысль: вокруг нее одни враги, и главный из них – этот еврейский эскулап. После того, как Данилова принимала очередную таблетку «нового экспериментального лекарства», ей становилось еще хуже. Голова переставала работать вообще, но Коринштейн говорил, что это побочный эффект, но действие неоценимо лучше.

«А что если не выпить очередную таблетку? – подумала Алина, – все равно лучше мне от них не становится. А что делать дальше? Он же, в конце концов, заметит, что я не пью таблетки. А что же Леша? Неужели он не подозревает о том, что Коринштейн травит меня? А вдруг они заодно? Нельзя говорить никому об этом, а то подумают, что у меня совсем крыша поехала. Накачают меня чем нибудь, и тогда точно, прощай свобода».

Когда врач вошел в комнату девушки, она сидела в своем кресле, наклонив голову к подушке и вдыхая аромат тлеющей свечи.

Данилова почувствовала знакомый резкий запах лекарств и насторожилась.

– Как вы, Алина? – спросил Коринштейн.

– Плохо, очень плохо, – слабым и недовольным голосом произнесла героиня.

– Вам дать вашу «таблетку радости»? – спросил врач. Так он называл антидепрессанты.

– Да, я только так и могу жить в этом жестоком мире.

– А не хотите попробовать нечто более совершенное? Это новый препарат, который не вызывает привыкания и действует целый день.

«Он точно что то задумал. Подыграю ка я ему», – решила девушка.

– Да. Я уже на все согласна, – сказала она.

Доктор ушел в свою домашнюю лабораторию или «персональную аптеку», как ее называла Алина.

Вскоре он вернулся с одной лишь таблеткой и стаканом воды.

– Вот, выпейте, и вам станет легче, – Коринштейн протянул таблетку Даниловой.

Она увидела, что рука врача была мокрой от пота. Он почему то нервничал.

Быстрый переход