– Вы кто? – спросил он, слегка растягивая гласные на южный манер.
– Джим Марчук. Я психолог из Университета Манитобы, в Виннипеге.
Беккер скривил верхнюю губу.
– Не желаю участвовать ни в каких экспериментах.
Я хотел было ответить: «Уже участвуете». Хотел ответить: «Эксперимент проводился несколько раз, и это – очередное ненужное повторение». Я даже хотел ответить: «Был бы это эксперимент, мы могли бы его прервать, как Зимбардо в Стэнфорде». Но в реальности я ответил так:
– Я здесь не для того, чтобы проводить эксперименты. Я собираюсь выступить на процессе свидетелем-экспертом.
– На стороне обвинения или защиты?
– Защиты.
Беккер немного расслабился, но подозрительность из его голоса не исчезла.
– Я не могу себе позволить крутых экспертов.
– Как мне сказали, за всё платит ваш отец.
– Мой отец. – Он буквально выплюнул эти слова.
– Что?
– Если бы я был ему интересен, то на вашем месте сидел бы он.
– Он не приходит повидаться с вами?
Беккер качнул головой.
– А кто-нибудь ещё из вашей семьи?
– Сестра была. Один раз.
– О, – сказал я.
– Считают себя опозоренными.
Слова на мгновение повисли в воздухе. Статья на первой полосе «Нью-Йорк таймс» об охранниках Саваннской тюрьмы была озаглавлена «Позор Америки».
– Ну, – сказал я, – возможно, мы сумеем их разубедить.
– С помощью психологической хрени? – Он фыркнул своими тонкими губами.
– С помощью правды.
– Правда в том, что мой адвокат считает меня психопатом. Сраным Норманом Бейтсом. – Он покачал головой: – Что это за защита такая, а? Вы, наверное, умом тронулись?
Я не испытывал к нему никакого сочувствия: то, что он сотворил, было ужасно. Но я преподаватель – задайте мне вопрос, и я обязан на него ответить: такова моя природа.
– Вы совершили хладнокровное убийство, и обычно суд считает это убийством первой степени, верно? Однако представьте, что на МРТ у вас в мозгу обнаружат опухоль, которая влияет на ваше поведение. Присяжные могут склониться к мнению, что вы ничего не могли с собой поделать. У вас нет опухоли, однако мои исследования показывают, что психопатия – такое же ясно определяемое физическое состояние, и оно должно приниматься в расчёт при определении вины.
– Ха, – сказал он. – И вы тоже думаете, что я псих?
– Честно говоря, не знаю, – ответил я, кладя свой чемоданчик на деревянную столешницу и щёлкая замком. – Но могу узнать.
* * *
– Профессор Марчук, вы присутствовали, когда мой оппонент, окружной прокурор, представляла своего эксперта-свидетеля, психиатра Саманту Голдсмит?
Я старался, чтобы голос звучал спокойно, но, чёрт возьми, я нервничал неимоверно. Мне, разумеется, был привычен сократический метод в академической обстановке, но здесь, в этом душном зале суда, на кону стояла человеческая жизнь. Я подался вперёд.
– Да, присутствовал.
Подбородок Хуана Гарсии выдавался вперёд, как скотоотбойник на паровозе.
– Вы сидели здесь, в третьем ряду, не так ли?
– Именно так.
– Вы помните, как доктор Голдсмит излагала клиническую оценку ответчика, Девина Беккера?
– Да.
– И каков был её диагноз?
– Она утверждала, что мистер Беккер не является психопатом. |