Потушить этот пожар не удавалось. Надо было бросить в огонь свое последнее и ждать, когда все сгорит дотла. Книжку я действительно взяла. Но развлекать молодого бугая великим одиночеством Андрея, смотреть, как он с глумливой небрежностью листает страницы, было невмоготу. Еще потребует торжественно уничтожить этот кусок прошлого, к которому не имеет отношения. Я ведь не только Андрюшу предала бы, но и себя. Пришлось купить в магазине обычный блокнот и сделать то, что когда-то сделал Голубев, – вписать любые имена, фамилии, адреса и номера. Из сочиненных им персонажей я помнила только Антона Красильщикова, который изящно выручил несчастную журналистку. Его я внесла в свою подделку с удовольствием, снабдив адресом пустующего дома в соседнем дворе. Не мудрствуя лукаво, поселила парня в третью квартиру – видела на ней роскошную старинную латунную табличку с номером, когда заглядывала в подъезд. Потом старила бумагу обломком кирпича, желтила горячим утюгом, царапала обложку иголкой и добилась нужной потрепанности. Утром выложила результат вечерних трудов на стол, дескать, ладно, твоя взяла, упрямец Кирилл. И ушла на работу.

Возвращалась чуть раньше, чем обещала. И во дворе увидела, как любимый со своей набитой сумкой поворачивает за угол. Я поняла, что он бежит от меня. Кинулась за ним. Он дошел до «дома Красильщикова». Москвичей-то из него выселили, но гастарбайтеры с ближайшей стройки жили припеваючи. Сначала поселились мужчины в одной комнате. Человек десять. Потом их стало гораздо больше, и они заняли все этажи. Чуть позже появились женщины с детьми. Пестрая компания – кто в джинсах, кто в короткой юбке, кто в шароварах, платье-балахоне и платке. Перед полицейскими рейдами их предупреждали. И тогда они толпились в нашем дворе. Стояли или сидели на корточках тихо-тихо. А через полчаса спокойно возвращались к себе. Почему я затормозила и вспоминаю ерунду? Мне до сих пор неприятно думать о том, что произошло дальше. В открытое окно я тупо наблюдала: Кирилл ворвался в третью квартиру, в кухню, выдрал вентиляционную решетку и долго щупал пустоту… Не выдержав странного зрелища, я понеслась домой. Вещи Кирилла исчезли. На полу валялась записная книжка. Из нее был вырван единственный листок. Разумеется, с адресом Антона.

Через минуту вернулся мой окончательно свихнувшийся любимый. Он вопил гнусные ругательства и требовал оригинал. Я держалась твердо: у меня его нет, остался возле телефона Андрея Валерьяновича. Да, каюсь, подделала, чтобы угодить ему, Кирюше. Думала, угомонится. И будем мы жить долго и счастливо. Я не призналась, что следила за ним. Не от большого ума. Просто тогда было важнее неумолчно клясться ему в любви. Он озверел и со всей дури вцепился в мое горло. Задушил бы, гад. Я уже теряла сознание. Но тут маленький и трусливый двортерьер Журавлик, которого хозяйка оставила на мое попечение, вполз в кухню и отвлек убийцу. Журавлику самое место в перечне благодетелей. Он мне жизнь спас. Кирилл сбежал. Я еле оклемалась.

Почему я вписываю мерзавца в этот «благодарственный лист»? Потому что без него не узнала бы, что Андрюша не психотерапией занимался, выдумывая себе друзей. А скрывал единственный реальный адрес в огромном количестве ложных. По нему за кухонной вентиляционной решеткой было спрятано нечто. Ради него можно было убить человека, женщину, с которой… Хватит… После нападения мне удалось привести себя в форму слишком дорогой ценой.