С Качетряном как-то раз случилась и вовсе фантастическая история. Войдя в правый проход и побродив по Лабиринту около получаса, он, неожиданно для себя, вышел на ту же самую площадку у входа, но из центрального прохода. Чтобы не проделывать обратно тот же самый путь, Карен отстегнул карабин от скобы и поставил катушку в режим сматывания троса. Катушка дернулась, трос натянулся, но не двинулся с места. Бросить трос было жалко, и Качетрян пошел назад, постепенно сматывая трос на катушку. Не пройдя и ста метров, он уткнулся в глухую стену, из самого центра которой торчал его трос. Когда же на другой день Киванов и Палмер спустились в Лабиринт, они нашли катушку с намотанным на нее тросом на первой площадке под лестницей.

Киванов шел по Лабиринту, сверяясь время от времени с планом и внося в него необходимые изменения. Смысла в этом особого не было, поскольку через день-другой Лабиринт, скорее всего, вновь до неузнаваемости изменит структуру своего внутреннего пространства. Но нужно же было чем-то заняться археологу экспедиции. А в коридорах Лабиринта вся археология сводилась к элементарной геометрии. Вне всяких сомнений, Лабиринт имел искусственное происхождение. Но за все время блужданий по коридорам ни один из добровольных исследователей не обнаружил никаких следов его создателей. Как будто, уходя из Лабиринта, хозяева все тщательно за собой прибрали, подмели, вымыли потолок и стены, вынесли мусор и вот только свет отключить забыли.

Пол, стены и потолок Лабиринта были покрыты каким-то необыкновенно твердым полупрозрачным веществом, внешне похожим на расплавленное стекло. Игорь Штрайх попытался отколоть кусочек покрытия для анализа, но ни один инструмент не смог оставить на нем даже царапины. Иво Кийск предложил использовать для этой цели плазменный резак. По счастью, Кийск направил резак в стену не под прямым углом, а Штрайх в это время стоял у него за спиной. Сгусток огня ударил в стену и, не оставив на ней никакого следа, отлетел к противоположной стене. И так, отражаясь от одной стены к другой, он заплясал по коридору и исчез в глубинах Лабиринта.

Киванов остановился. В том месте, где в соответствии с планом проход должен был раздваиваться, находился тупик с колодцем. Борис закрепил на стене вакуумный держатель и бросил вниз моток тонкой проволочной лестницы. Колодец был глубиной около трех метров. Когда Борис начал спускаться, стены колодца осветились так же, как и стены проходов. Светящийся колодец Борис встретил впервые, и никто прежде о таком не рассказывал.

На дне колодца был только один проход, длинный и прямой. Пройдя по нему, Киванов оказался на пороге просторного зала треугольной формы, с высоким плоским потолком. Борис вошел в зал со стороны одного из углов, и тотчас же все плоскости в нем осветились.

Других проходов в стенах треугольника не было. В центре стоял куб, сделанный из того же материала, что и весь Лабиринт, только цвет его был непроницаемо-черный. С одной стороны на нем имелась глубокая прямоугольная выемка, делавшая его похожим на грубо вырубленный в каменном монолите престол.

Киванов сделал несколько шагов в сторону куба, но, не дойдя до него, замер на месте и прислушался. Его поразила неестественная тишина, царившая в помещении. В коридорах Лабиринта тоже не было никаких посторонних звуков, но здесь Борис не слышал даже собственных шагов. Воздух казался осязаемо упругим, и с каждой минутой он как будто становился все более плотным.

Подцепив пальцами, Борис оттянул воротник куртки. Впервые за все время прогулок по Лабиринту ему сделалось не по себе. Представив всю ту огромную массу породы, которая нависала над ним, подобно гигантскому поршню, готовому упасть и раздавить, он словно почувствовал всю его огромную тяжесть на своих плечах. По позвоночнику заскользили холодные щупальца инстинктивного, не поддающегося контролю страха.