С похода Тодора и Христо началось моё первое приключение – это правда. Но тогда, в августе, я отдыхала с родителями на Виштынецком озере и ни о чём не подозревала. В сентябре я спокойно училась, гуляла с друзьями. В октябре помогала родителям в их магазинчике, сидела в библиотеке и ездила на дачу. В общем, занималась самыми обычными делами. Всё изменилось, когда за неделю до осенних каникул в почтовый ящик нашего дома в Безымянном переулке упал конверт с маркой, на которой был изображён египетский стервятник, или, как его называли в Болгарии, «египетският лешояд».

Глава первая

«Я таджик»

В начале семнадцатого века в Кёнигсберге закоптили полукилометровую колбасу Сотня мясников пронесли её по городу потом положили на составной полукилометровый стол и принялись дружно распиливать ножовками. Вот это я понимаю – праздник! Сидя на подоконнике, я рассматривала рисунки Николауса фон Книллинга, изобразившего и ту колбасу, и довольных горожан, и сопровождавших колбасную процессию музыкантов. Мама оставила меня на кассе, но покупатели сегодня заходили редко, и я выбирала тему для новых открыток. Почему бы не напечатать рисунки фон Книллинга – туристам понравится!

В пандемию школа перешла на пятидневку, и по субботам я частенько сидела в торговом зале. Подоконники здесь глубоко вдавались в оконные ниши. Покрытые матрасиками, подушками, они заменяли посетителям обычные диванчики. Это мама придумала. Тут каждый постарался и что-то придумал для нашей «Почтовой станции Ратсхоф». Мама выбрала пузатые витрины-холодильники и придвинутые к подоконникам столики. Дедушка Валя взгромоздил на кованую подставку радиоприёмник «Камри» со старомодными ручками, и покупатели сами выбирали нужную волну. Я уговорила родителей застелить пол безворсовыми ковриками-килимами, а папа привёз из Беларуси деревянный стол для наших с мамой мастер-классов. Ну и название магазину, конечно, выбрал папа. Магазины открыток в России как только не называли! Вот хорошенькая «Лунная станция» и «Сумка почтальона». Вот «Почтовый переулок» и чудесный «Марк Штемпель». «Чары волчары» тоже звучали неплохо для тех, кто играл в «Таверну „Красный дракон”» и знал о чарах волчары не понаслышке. Да, названий было много, но «Почтовая станция Ратсхоф» мне нравилась больше всего.

Вообще, папа раньше преподавал историю в калининградском университете, а потом увлёкся открытками. С тех пор помогал коллекционерам, находил недостающие карточки, реставрировал повреждённые экземпляры и готовил их к продаже. Музеи, театры и архитектурные бюро нанимали папу консультантом, если хотели выяснить, как изначально выглядела вилла, или платье, или что-то ещё историческое, чьё описание затерялось в архивах. Папа находил нужную коллекцию у знакомого филокартиста, а в ней – нужную фотографическую открытку, приводившую заказчиков в восторг: они наконец могли доподлинно восстановить фасад, нарисовать декорацию или точно описать у себя в книге какую-нибудь давно переименованную и застроенную современными зданиями улочку.

Не ограничившись научной работой, папа открыл почтовую станцию, где теперь продавал новенькие карточки и выставлял на обозрение старенькие – наиболее редкие из тех, что на время попадали в его руки. Покупателям особенно нравились видовые открытки Кёнигсберга и открытки Билибина вроде той, где он нарисовал село Подужемье Кемского уезда с такими игрушечными и в то же время суровыми северными домиками.

Возле выставочной стены я повесила мудборд, и покупателям он нравился ничуть не меньше! На днях я вложила в пластиковый кармашек на мудборде саморекламную открытку начала двадцатого века – визитку, напечатанную в виде полноценного открытого письма, которое автор при знакомстве вручал дамам или… даже не знаю, с кем он там знакомился и на кого хотел произвести впечатление.