Андрей Бадин. Лабиринт смерти
Сергей опаздывал. Он выжимал из планера все, но плазма была плохого качества. — Заправка дрянь, — бросил Сергей, щурясь от ярких лучей восходящего солнца. Не спасало от них и цветокристаллическое покрытие фонаря. Кабина планера была похожа на рубку космического корабля. Множество электронных мигающих огоньков, разноцветные пластиковые панели с надписями, световодные нити от рукоятки управления к бортовому компьютеру… Анатомическое кресло пилота облегало каждую мышцу уставшего тела. В наушниках тихо играла музыка. Перед глазами вставали голографические картинки, проецируемые системой миниатюрных лазерных пушек. В общем-то длинный путь не был так тяжел, несмотря на скорость 700 километров в час и высоту пять тысяч метров (предельно возможная высота полета на автопилоте). Сергей поглядывал на пролетавшие справа и слева планеры разных форм и размеров. Они выпускались многими фирмами. Лучшие планеры индивидуального пользования — американские «Крайслер», «Боинг», немецким «Мерседес», русский «Титан». Сергей нажал клавишу пилотного блока компьютера. Голографические картинки сменились маршрутной картой. Красной точкой было отмечено место назначения: 19-я посадочная площадка четвертого пассажирского блока космопорта Нью-Анджелес. Старый город Ангелов был проглочен тысячеэтажными пиками нового города. Космопорт располагался за его чертой на огромном искусственном мысе, сооруженном из бытовых отходов. Посадочные и стартовые площадки висели над водой на высоте 100 метров, как ульи. Сергей с трудом нашел 19-ю. На ней царил хаос. Ярусом ниже было огромное пятно черной копоти, видны повреждения металлопластикового покрытия. Очевидно, здесь недавно произошла авария. Пилот пролетел мимо захватного механизма и врезался в здание. Огромный транспортный «жук» (планер-спасатель, увешанный крюками и пневмозахватами) вытаскивал из моря останки взорвавшейся машины. Ее пилот погиб. Взрывом разрушило 18-ю платформу. Суетились люди в белых светящихся комбинезонах — очевидно, были и другие жертвы. Сергей снял компьютерный контроль и, взяв управление на себя, завис в десяти метрах от одиноко торчащей посадочной мачты. — Разрешите посадку! Мой полетный код ЛС-925-Ю17-30. Мне была заказана ниша на 10–00 6 июля 2037 года. — Код принят. Идет проверка, — раздался безжизненный электронный голос диспетчера четвертого блока. — Сейчас 11–20. Почему опоздали? — Были повреждения плазменного генератора силовой установки планера, — ответил Сергей, чуть запнувшись. Электронный диспетчер не уловил подвоха. — Стыковку разрешаю. Измените шифровую окраску корпуса с полетной на посадочную. Сергей молниеносным движением нажал сенсор посадочного блока компьютера. Габаритные огни планера поменяли цвет и пульсацию, открылся шлюз для сцепления с захватным механизмом посадочного блока. Огромная механическая рука с сиреной двинулась к кораблю. Лазерные пучки уже накрепко уловили местоположение стыковочных узлов. Легкий удар, скрежет, переходящий в визг металла, сильный щелчок — и световой сигнал на пульте управления возвестил, что стыковка состоялась. Корабль вместе с манипулятором плавно падал вниз. Это огромная механическая рука затягивала планер в чрево посадочного блока. Вскоре корабль покоился на 19-й посадочной платформе четвертого блока космопорта Нью-Анджелес. Вынув панель сопряжения, отключив компьютер, Сергей заблокировал его личным кодом. Одновременно робот выбирал из планера остатки топлива. Находиться в посадочном блоке с заправленными баками было категорически запрещено во избежание взрыва. Отключив мозаику корабля, Сергей окинул взглядом кабину, чтобы еще раз проверить, все ли в норме. «Так, панель у меня, код, ключ, пульт, сумка». |
