— Прощай, Малыш.

Стена.

— Навсегда.

Угол.

— Прощай.

Тупик.

— Прощай.

Непроницаемая тьма превращала каменный лабиринт в дурную бесконечность.

Но Малыш втянулся в ритм почти безнадежного путешествия — неизвестно куда, неизвестно зачем. Все равно двигаться лучше, чем сидеть на одном месте и ждать неизбежного финала.

Иногда наказанному за случайную измену мужу казалось, что претендентка в скорые вдовы одумается и снова захочет превратиться в жену.

Аида со своим колоссальным пещерным опытом легко отыскала бы своего непутевого супруга, обреченного на скитания вдали от дневного света и ночных звезд.

Но о раскаявшейся жене, спешащей на помощь, Малыш вспоминал все реже и реже.

А вот ее горькие слова повторял снова и снова.

— Подлец.

— Сволочь.

— Гад.

И вот наконец жертва ревности выбилась из сил.

Биотуалет замер, наткнувшись на очередное препятствие.

Малыш, даже не освобождая спальник от банок и бутылок, уснул сверху на консервированном запасе.

В полной темноте и абсолютной тишине.

Глубоко под землей.

В смертельном лабиринте.

Глава 24

Чудесное спасение

Малыша разбудила шумная и веселая кинематографическая перекличка.

— Дубль третий!

— Камера!

— Поехали!

— Уберите с переднего плана этого кретина.

— И света, добавьте света.

И Малыш заметил слабый, но явный отблеск света.

Перекличка была прекрасно слышна, но вот роскошное освещение только угадывалось по мерцанию на стене.

— Я сказал: побольше света.

— Дымы пускать?

— Где пиротехник, я спрашиваю, где пиротехник?

— Каскадеры, пошли.

— Разве так лежат трупы, погибшие от скитания в пещере?

— Они еще чуть-чуть живые.

— Всем изображать агонию!

— Как скажете, шеф.

— Пожалуйста, агонию — медленную и выразительную.

— Камера — средний план.

— Дубль четвертый.

— Мотор!

Забыв, что он полностью обнажен и не мыт, Малыш торопливо освободился от липкой потности спальника.

— Какое счастье!

Малыш привычно встал на четвереньки.

— Какое везение!

Малыш резво побежал на спасительный отблеск.

— В пещеру пожаловали кинематографисты. Малыш завернул за угол и увидел свет в конце длинного туннеля.

— Никто не поверит, что меня спас Голливуд!

Боясь, что съемки прекратятся раньше, чем он достигнет площадки, Малыш поднажал, не жалея ни локтей ни коленей.

А голоса по-прежнему звучали деловито и раздраженно.

— Дубль пятый.

— Мотор!

— Камера!

— Софиты!

— Микрофон!

— Дым, пускайте дым!

— И побольше тоски в глазах! По системе Станиславского. Тебя же оставила подыхать в пещере не кто-нибудь, а любимая женушка.

Малыш приближался к заветному свету и спасительному звуку.

— Разве так умирают от голода?

— Разве так умирают от жажды?

— Жертва ревности должна вызывать в зрителе жалость и омерзение одновременно.

— Жалость и омерзение.

— Омерзение и жалость.

— Дубль шестой!

— Свет!

— Камера!

— Мотор!

— Разве так прощаются с жизнью?

Наконец, изодрав локти в кровь, а колени превратив в сплошные ссадины, Малыш вторгся в ослепительную киношность и крепко зажмурил глаза, отвыкшие от света.