— Вам кофе со сливками? — спросила старушка. — Кстати, меня зовут тетушка Эльза.

— Авель, — церемонно сказал Лабух и неожиданно для себя поклонился.

Лабух неторопливо отхлебывал кофе, стараясь делать это по-возможности тихо, и с ужасом подумал, что пора приступать к светской беседе. Но старушка опередила его.

— Скажите, молодой человек, вы не заметили сегодня ничего необычного?

— Э-э... В каком смысле? — Лабух заметил сегодня много всякого необычного и не знал, с чего начать. — Ну, разве что к вам в окно влез один бродячий музыкант, которому очень захотелось кофе. Но, сударыня, вы варите такой кофе, от запаха которого люди буквально теряют рассудок!

— Бродячий музыкант — это как раз обычно, и даже хорошо, — сказала старушка. — Нет, я спрашиваю о чем-то действительно странном. Так заметили, или нет?

— Ну... — Лабух замялся, — хабуши по городу расхаживают с плакатами, товарищ Ерохимов с бывшими глухарями снюхался, да что там, в городе происходит много странных событий. Вы это имели в виду?

— Пожалуйста, не выражайтесь, молодой человек! — строго сказала тетушка Эльза. — Какие еще «хабуши»? Что это за Ерохимов, и почему вы так грубо говорите о нем, если он ваш товарищ? Надо же, «снюхался»!

Она снова сделала маленький, совершенно птичий глоточек кофе и сердито поджала бледные губки.

— А-а... — начал было Лабух, но старушка прервала его, подняв вверх тоненький, желтоватый, словно церковная свечка, пальчик. Казалось, даже ладаном запахло.

— Вот-вот! Именно! Сегодня в городе ничего не происходит. В пекарнях поутру не разводили огня в печах, не творили тесто, поэтому нам, увы, придется есть вчерашний хлеб. В кузницах не пылают горны и не стучат молотки. В лавках не звенят монеты. В харчевнях не булькают котлы, не крутятся вертела. В оранжереях напрасно распустились тюльпаны и розы. И даже на городской бойне все остановилось, да что там, на бойне, могильщики, и те не работают. Правда, никто вроде бы и не умирает, но ведь и вчерашних покойников надо хоронить. А все потому, что кое-кто забыл о своем предназначении!

Лабуху сегодняшний город не показался таким уж пустым, скорее, напротив. Разве что квартал или, вернее сказать, городок, в котором проживала тетушка Эльза, был действительно пустоват, но ведь городок — это совсем не весь город. Подумав так, Лабух все-таки предпочел промолчать и послушать, что еще скажет эта милая старая женщина. О поджидающем его на площади Коляне-водиле с Машкой, равно как и о неутомимо щелкающем счетчике, он совершенно позабыл. «Кое-кого», забывшего о своем предназначении, он было принял на свой счет, но потом понял, что слегка погорячился.

— А все дело в том, что наш городской органист, господин Йохан, вы, конечно, его хорошо знаете, — тут тетушка Эльза слегка наклонила головку, — взбунтовался! Представьте себе, сегодня утром, как всегда, пришел в собор, чтобы музицировать, но ночью с ним что-то произошло, а может быть, ему просто померещилось, так что он и не подумал играть а взял, да и запер орган на замок. А сам, представляете, вытащил невесть откуда старую шарманку, почистил и отправился с ней на Домскую площадь. Представьте себе, городской органист — на площади с шарманкой. Это, как вы выразились, уже не органист, а прямо хабуш какой-то!

Словечко «хабуш» старушке, видимо, понравилось, и она решила включить его в свой лексикон в качестве особо крепкого ругательства.

— Подумайте только, музыкант играет на площади! — Старушка была искренне возмущена, даже ложечкой звякнула. — На площади!

Лабух отлично представлял себе, что такое играть на площади, и не видел в этом ничего страшного или постыдного. О чем и сообщил тетушке Эльзе, соблюдая максимальную вежливость и деликатность.