В дверь постучали.

– Votre petit dе´jeuner, madame! – молодой стюарт в белом смокинге с черной «бабочкой» вкатил в номер накрытую салфеткой тележку.

Завтрак – это хорошо! Она вдруг почувствовала зверский аппетит. Но сперва…

– Dites moi, s’il vous plaît, est-ce-que dans votre hоtel il y a des visiteurs russes? – спросила Кира, на всякий случай сверившись с купленным вчера в Шереметьево русско-французским разговорником.

– Oui, madame. Аu rez-de-chaussée se repose une famille charmante, qui parle russe. Mais le numéro lux dans l’aile voisine occupe une véritable princess russe.

Почтительно поклонившись, и помедлив ровно столько, сколько позволяли приличия, но не дождавшись чаевых, молодой человек ушел. Когда же до девушки дошел смысл оброненной им фразы, она рассмеялась и отбросила ненужный разговорник на кровать.

Русская княгиня! Наверняка какая-нибудь новорусская жена, купившая себе титул в какой-нибудь липовой лавочке. Она читала, что услуги подобного рода предлагаются в Москве на каждом углу. Любой Иван-родства-не-помнящий может стать графом, маркизом, а то и внебрачным отпрыском королевы Марии-Антуанетты!

Не-е-ет, милые мои, времена, когда между Ниццей и столицей Российской империи существовало прямое железнодорожное сообщение, остались там, на руинах прошлого века. Это в то время поездка в Канны или Ниццу для россиян означала то же самое, что отдых в Крыму и на курортах Кавказских Минеральных Вод. В Ницце проводили время русские офицеры, аристократы, Гоголь, Бунин, Чехов, Герцен…

– Вот тогда-то, сто лет назад, вам и надо было искать здесь «настоящих русских княгинь», – пропела Кира, окончательно развеселившись.

Она сняла с тележки салфетку. Круассаны, джем, фруктовый салат, бри и апельсиновый сок. Европейский завтрак гораздо скудней английского, а французский самый скромный из всех европейских, но Кира была в восторге. Настоящая французская гастрономия! Бледно-синяя от переизбытка крахмала сосиска и засохший салат из супермаркета – пусть всего лишь на несколько дней – остались там, далеко, где-то на краю земли, в серой и скучной жизни…

С едой она покончила за десять минут. А потом, неожиданно напевая: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног!» (Кира и понятия не имела, что помнит слова «Марсельезы») – быстро надела купальник, накинула халат и отправилась на пляж.

Солнце только начинало припекать. Многочисленные фонтаны – боже, сколько их! – хрустально звенели водопадом струй, рассыпая вокруг себя тысячи бликов. Стеклянная крыша знаменитого Парка Бабочек, грандиозным экзотическим цветком распустившего гигантский прозрачный купол у самого входа на набережную, сверкала, будто огромный драгоценный камень.

Служащий пляжа подал ей полотенце с галантностью, которую можно было ожидать разве что от принцев крови. Пляж был почти пустынным – слишком рано для богатых постояльцев. Кира сбросила халат и, осторожно ступая босыми ногами по умытой прибрежной гальке, приблизилась к атласной кромке моря, о котором столько думала и столько мечтала.

Едва заметные волны охотно приняли ее в свои объятия, любовно качнули, обдали нежной щекоткой по-утреннему прохладных струй. Море было бескрайним, невозможно красивым. Она перевернулась на спину и посмотрела на берег. Поднимающееся над кварталами старого города солнце нежно подсвечивало черепичные крыши вековых, обветшавших домишек. Русские скоробогачики, нимало не смущаясь, строят дома в Ницце из камней замков аристократов, гильотинированных во время Великой французской революции.