– Спасибо, но я собирался не сидеть у тебя в гостях, а позвать тебя прогуляться на воздух, – крикнул Торвард снаружи. Он в отличие от собеседника был спокоен и почти весел. – Выйди-ка! Лекарка мне сказала, что это вполне в твоих силах. Она не ошиблась?

Не понимая, что означает это неожиданное приглашение, Эгвальд помедлил, но отказаться не мог: еще посчитают, что он струсил! Однако, едва показавшись в дверях, он невольно вцепился обеими руками в косяки: от обилия света и воздуха у него закружилась голова. Блеск серо-голубой воды Аскефьорда и каменистый противоположный берег, длинные горные цепи вдали поплыли и закачались перед глазами.

Торвард терпеливо ждал, пока его пленник придет в себя, а тем временем разглядывал его. Моложе лет на шесть, ниже ростом, легче сложенный, в придачу ослабленный раной и истомленный долгим сидением взаперти, без воздуха и без движения, Эгвальд ярл очень мало подходил для того, что он задумал. Но, впрочем, сам виноват. Еле на ногах стоит, так и нечего выделываться.

Привыкнув к свету, Эгвальд посмотрел наконец на конунга фьяллей. Тот стоял перед дверью в сарай, сложив руки на груди, в нарядной рубахе своего любимого красновато-коричневого цвета, с двумя толстыми золотыми браслетами на запястьях, и даже красные ремни, которым придерживаются обмотки, скреплялись узорными, ярко блестящими золотыми пряжками – чтобы сразу становилось ясно, кто здесь конунг. Лицо его сегодня было чисто выбрито и знаменитый шрам бросался в глаза, волосы тщательно расчесаны и заплетены в две косы, и только маленькая золотая застежка на вороте опять висела, оттягивая уголок вниз, не застегнутая – ему всегда было жарко. Поодаль толпились люди: хирдманы, челядь, много женщин в разноцветных платьях.

– Это что, торжественное жертвоприношение? – стараясь говорить насмешливо и выказывать то же презрение к смерти, как древний Хегни, когда ему вырезали сердце, спросил Эгвальд. – Только я немного сбился со счета: сегодня что, уже Середина Лета?

Торвард гневно дернул уголком рта: уж не проболтался ли кто-нибудь о вчерашнем разговоре насчет принесения в жертву?

– Середина Лета через два дня, – ответил он. – И я не хотел бы встречать священный праздник с тяжестью на душе. Вообще-то я имел в виду исполнить твое собственное желание.

– Какое?

– Ты вчера сказал, что хочешь встретиться со мной только на поединке. Мне верно передали твои слова? Так вот, я было подумал, что наш новый поединок может состояться прямо сейчас. Правда, я догадывался, что ты не слишком крепко держишься на ногах, и…

Эгвальд криво усмехнулся:

– А я не ошибался в тебе! Ты полон сил, а я едва стою. Солнечные лучи чуть не опрокинули меня! Это на тебя похоже!

– Ты не дослушал! – невозмутимо, как при разговоре с больным, возразил Торвард, который нарочно запасся терпением для этой встречи. – Я сам над собой посмеялся бы, если бы захотел биться на равных с человеком, которому нужно держаться за стену, чтобы не упасть. Ты можешь выбрать: или мы тебе предоставим «сиротское право»,  или у нас с тобой будет разное оружие.