За обе эти вещи ей предстояло бороться с другим наследником кюны Хердис и двух ее мужей – Торвардом сыном Торбранда. И вот Дракон Памяти снова отразил его лицо – сын ее предательницы-матери опять был на Квиттинге.
Стоя возле края площадки, Дагейда положила руки на валун и прижалась лбом к его гладкому, вылизанному ветрами и снегами холодному боку. Закрыв глаза, она слушала камень, ветер, далекий шум ельника. Перебежав к другому валуну, дочь великана остановилась и повернулась на юго-восток. Движения ее были быстрыми, полными звериного проворства. Она поднесла ладони к лицу, закрыла пальцами глаза, постояла так в неподвижности, похожая на серый камень, потом медленно опустила руки. Глаза ее оставались закрытыми, и при этом лицо, лишенное румянца и движения жизни, казалось совсем мертвым, как те камни, которые ее окружали и с которыми она состояла в прямом родстве.
Медленно поводя ладонями перед лицом, маленькая ведьма как будто раздвигала невидимый туман. Взор ее через опущенные веки устремился к морю. Далеко-далеко, за ельниками и хребтами отрогов Рыжей горы, за чащобами Медного Леса, за пустынными равнинами полуострова она различала образ знакомой крови. Сюда шел Торвард конунг, сын их общей матери Хердис Колдуньи. Вокруг него мелькали бледные тени – он был не один.
Искра жизни пробежала по лицу маленькой ведьмы. Мигом распахнув глаза, словно при звуке опасности, она отскочила от края площадки и перебежала к самой середине. Там она натянула на голову свою просторную волчью накидку и медленно двинулась против солнца вокруг площадки, притоптывая на ходу и напевая заунывным низким голосом:
Она кружила по площадке древнего великаньего святилища, призывая туманы и ветры, и они откликались на зов древней, холодной крови инеистых великанов. Далеко-далеко на севере закипел Буревой Котел, пополз над миром туман, и дремучий ельник зашумел, подхватил заклинанье. Огромный косматый волк, сидевший под скалой, вскинул к угрюмому небу острую морду и завыл, завыл, затянул вечную песню непогоды.
– А здесь пасутся волки! – со злым задором выкрикнул откуда-то сзади Эйнар. – Слышите? По меньшей мере один где-то близко.
– Эй, Халльмунд! Стойте! – крикнул Торвард конунг в ту сторону, где находилась голова отряда. – Не отстал ли кто-нибудь? Подходите ближе, я вас посчитаю.
– Бэ-э! – заблеял где-то тумане Эйнар, опять принявшись «уродствовать».
– Не блей попусту, а то остригу! – пригрозил Халльмунд, и голос его звучал глухо, как будто он говорил, накрыв голову плащом.
Хирдманы столпились на тропе возле Торварда. Хотелось протереть глаза – на расстоянии вытянутой руки люди не видели лиц друг друга, знакомые фигуры выглядели размытыми, как будто туман сожрал из них половину жизни. Товарищи, много лет гревшиеся у одного очага, казались друг другу какими-то троллями, уродливыми и непонятными.
– Я потерял щит, – мрачно сообщил Торир Прогалина. – Можете смеяться. Я бы и сам посмеялся. У меня его как будто вырвали из рук.
Но смеяться никто не стал, а вместо этого каждый ощупывал собственное оружие и щит за спиной.
– Может, за ветку зацепился? – глухо ответил кто-то из серой мглы. А кто – не разберешь, туман даже голоса их похитил и изменил.
– Может, и за ветку, – так же мрачно согласился Торир. – Только я там пошарил – нашел парочку жаб. А щит как тролли унесли.
– Скажи спасибо, что нашел парочку жаб, а не гадюк! – отозвался еще один голос. И это, несомненно, был Эйнар.
– Как мы пойдем дальше, конунг? – спросил Ормкель, положив руку на плечо Торварду, чтобы не потерять его. |