— Что — плохо? Его убьют? Замучают? — Юника уселась в кресле с ногами. Модест заценил её ножки и решил, что поторопился с выводами. Конечно, госпожа Кащук уже не девочка — но определённый интерес она представлять могла бы. В другом месте и в другое время.

— А помнишь, — женщина подтянула колени к груди и обхватила их руками, — тогда? Ты ведь у меня был первым. Да-да. Первым мужчиной. Это я не для того… Просто. Чтобы ты знал.

— Что-то я не помню никакой кровавой дефлорации, — усмехнулся Деев.

— Ну вот. Так мне не повезло. У тебя осталась чистая простыня. Или покрывало? Что там было? Кажется, покрывало. А если бы ты знал, что я девушка? Подстелил бы какую-нибудь клеёночку?

— Юна. Прекрати.

Модест и в самом деле разозлился.

— А я всё помню. Я пришла к тебе за ключом. От сейфа. Там чай у нас лежал. Английский. Как он назывался? Сушон… Пушон…

— Лапсанг Сушонг. Юника, чего ты от меня хочешь? Я не могу сделать практически ничего. Пойми — это серьёзные дела. Ты, наверное, просто никогда не думала, откуда твой отец берёт деньги, которые он тебе даёт…

— Так ничего или почти ничего? — переспросила молодая женщина, выделяя голосом «почти».

— Ты меня достала, — сказал Деев. — Хорошо. Сейчас я буду разговаривать с одним человеком. Но предупреждаю — скорее всего, он не захочет меня даже выслушать. Правда, он мне кое-чем обязан… но это было давно, а память у таких людей обычно очень избирательная… Выйди.

— Я останусь здесь, — начала было Юна.

— Выйди из комнаты! — рявкнул Модест.

Он дождался, когда за женщиной закроется дверь — высокая, тяжёлая, из настоящего дерева, — тяжело вздохнул, подтянул к себе телефон и начал набирать номер.

Через пару минут он вышел сам, схватил Юнику за плечи и скомандовал:

— Поезжай домой. Тебе позвонят. Ответишь на все вопросы, которые тебе зададут. Потом сиди и жди. И имей в виду: никаких гарантий. Может быть, что-то получится. Образно выражаясь, — Деев слегка задумался, подбирая слова, — я только что истратил на твоего папашу один заныканный счастливый билетик. Поэтому, если он выкарабкается из-под этой истории, пусть приедет ко мне. Разговор у меня с ним будет. Долгий.

Лицо Юники сразу переменилось, вернуло себе форму. Модест подумалось, что она не так уж сильно поплохела. Если бы не заплаканные глаза…

— Ты, — она легонько поднялась на цыпочки и чмокнула его в висок, — извини. Я тут глупостей наговорила всяких. Я тебя обидела?

— Не успела, — проворчал Деев. — Хотела, но не успела.

— Хотела, — легко согласилась она. — Прости. Я дура. Дура лошадь.

— Я ничего не обещаю, — ещё раз повторил Модест.

— Я поняла. Ты осторожный. Пожалуйста, спаси моего папу. Лапсанг, — улыбнулась она, вспоминая. — Пушонг.

— Сушонг, — поправил он. — Лапсанг Сушонг.

1 апреля 1996 года. Вечер.

Она приходила в себя.

Сознание возвращалось какими-то рывками, как будто там, под черепом, крохотный злой человечек дёргал за верёвку с узелками. Узелки протискивались через трещинку в голове, и это было ужасно больно.

Сначала она поняла, что лежит на полу. Потом — что её зовут Таис. Ещё рывок принёс — Таисия, ещё рывок — Туся. Потом она вспомнила девичью фамилию, потом почувствовала, как саднит рассечённая бровь. И ещё что-то болит, но как-то глухо.

Туся попыталась открыть глаза, но не смогла.

Ещё несколько узелков протиснулись сквозь трещинку. Ей позвонил Лбов. Саша Лбов. Звонил по мобилке.