Мисс Эди видела отца Джоселин и ее мачеху, затянутых в кожу, а также высоких длинноногих девиц, на которых был минимум одежды, и Джоселин, семенившую за ними. Она обычно держала в руках книжку, грязные светлые волосы падали на лицо, в глубоких синих глазах девочки светился ум. Она не была такой красавицей, как ее мать (мисс Эди видела фото Клер), но в Джоселин было нечто такое, что невольно привлекало Эди к этому ребенку. Может быть, ее упрямый подбородок с едва заметным намеком на продольную ямочку? Это напоминало Эди другой подбородок, обладателя которого она когда-то любила больше жизни. Или, может быть, та неприкаянность, которая исходила от этой девочки? Она была чужая в этой семье, она отличалась от людей, с которыми жила.

Для начала мисс Эди удалось дважды поговорить с девочкой. Один раз это произошло в библиотеке, и они провели тридцать минут, обсуждая «Хроники Нарнии». Во второй раз мисс Эди решила прогуляться мимо дома девочки, а та каталась на велосипеде, выписывая круги вокруг дома.

— Когда я была ребенком, мы играли в «классики», — заметила мисс Эди.

— В «классики»?

— Если у тебя есть кусочек мела, то я покажу…

Джоселин убежала в дом за мелом. Когда-то мисс Эди для прогулки нужна была всего лишь трость. Но работа с мистером Бреннером и его командой требовала все больших и больших усилий, нагрузка на ноги все возрастала, и Эди знала, что вскоре ей придется перейти на костыли, потом на коляску, а затем… Она не любила думать об этом.

Эди почувствовала, что кто-то наблюдает за ней, и, повернувшись, увидела отца Джоселин. Он был одет небрежно, кое-как, во что-то старомодное. Похоже, он не брился несколько дней. Он сидел на сверкающем синем мотоцикле, то и дело выжимая газ, ему, видимо, нравился рев мотора. Соседи уже не раз жаловались и наверняка выкинули бы его из коттеджного поселка, если бы не одно обстоятельство. Гэри Минтон был мастер на все руки, который приходил хоть посреди ночи, чтобы починить туалет или ванну. Однажды он спас ребенка, вытащив его со дна бассейна, а в другой раз залез на дерево, чтобы снять оттуда слишком резвого малыша. Поэтому жителям приходилось мириться с тем адским шумом, который извергали мотоциклы, принадлежавшие его семейству.

Он наблюдал за мисс Эди с таким видом, будто подозревал, что она способна причинить вред его дочери. Мисс Эди отвернулась. Лучше бы на себя посмотрел!

Джоселин вернулась с кусочком мела.

Эди показала ей, как начертить на дороге клеточки для «классиков», как бросать камешек, как прыгать к нему на одной ноге.

Несколько дней спустя Эди открыла дверь и увидела маленькую, худенькую девочку, светлые белокурые волосы падали ей на лицо, она сидела на верхней ступеньке и плакала. Эди не удивилась.

— Простите, — пробормотала Джоселин и вскочила. — Я не знала… — Кажется, Джоселин растерялась.

Эди заметила уголок пластикового портфеля в кустах гибискуса и поняла, что девчушка убежала из дома.

В тот день девочка провела в доме Эди целых три часа. Они разговаривали о книгах, обсуждали исследование, которое Джоселин проводила в школе. Эди хотела преподать урок ее отцу, она хотела, чтобы он забеспокоился, чтобы обратил на своего ребенка внимание.

Потом Эди отвела девочку домой, она рассчитывала высказать горе-родителям все, что думает по поводу их воспитания. Но к удивлению Эди, ни отец, ни мачеха даже не поняли, что Джоселин убежала. Хуже того, ее отсутствие нисколько не удивило и не обеспокоило их. Пусть Джоселин делает что хочет, им все равно.

В ту ночь Эди позвонила Алексу и рассказала ему о ситуации с девочкой. Дела обстояли хуже, чем он думал.

— Она необычайно умна, интересуется книгами и учебой. И страшно любознательна. Ты бы видел ее лицо, когда я играла Вивальди. Это как если бы Шекспир жил среди городских недоумков.