После обеда Андрей уселся перед телевизором. И заснул, как старик. Он устал.

Светлана подошла и сказала:

— Ложись в кровать.

Андрей добрался до кровати. Разделся. Засыпая, вспомнил: «На свете счастья нет, а есть покой и воля». Счастье — это Надька. Счастья — нет. Покой — это Светлана. Без Светланы покоя не получается. А воля в виде съемной квартиры с чужим и чуждым противным запахом ему не нужна.

Значит, покой и воля — это Светлана. И стабильность.

Стабильность — основа основ. Пульс стучит стабильно: 70 ударов в минуту. Дыхание стабильно: вдох — выдох. На фоне стабильности идет умственная работа. И даже фактор Надьки — чувственный расцвет — тоже на фоне стабильности.

Среди ночи Андрей нашарил руку Светланы и сжал ее в своей руке. Так они спали в молодости, убегали в молодой сон, держась за руки, как будто боялись, что их растащат.

Утром Андрей спросил:

— Ты знала, что я вернусь?

— Ну конечно. И ты знал.

Он задумался: знал или нет? Но какая разница? Главное, что пуля попала в мягкие ткани, кость уцелела. Все срастается и заживает как на собаке.

А может быть, не срастется. И не заживет. Будут жить с болью. Но будут жить.

Утром без звонка приперлась Нина с письмом к мэру города. Ни больше ни меньше.

— А что в письме? — спросила Надька.

— Просьба. Мы с мужем хотим получить лицензию.

— Что за лицензия? — не поняла Надька.

— Не забивай себе голову, — посоветовала Ни-на. — Лицензия — это дорога в рай.

— Ну так и передай сама.

— Меня к нему никто не пустит. А для Ивана Савельевича это — раз плюнуть. Вошел в кабинет и положил на стол. Несложно.

Надька едва заметно ухмыльнулась. То, что для Нины казалось несложно, на самом деле — большой напряг. Просить за кого-то — это все равно просить. И значит, в следующий раз попросят у губернатора.

Нина отстала от жизни. После перестройки ничего не просят. Все покупается и продается.

— Ладно. Я передам. — Надька взяла конверт.

Нина заподозрила, что она не передаст, и решила перепроверить.

— Дай мне телефон Ивана Савельевича.

Надька записала на бумажке.

Это оказался старый мобильный номер, который неизменно отвечал, что абонент находится вне досягаемости. Голос в телефоне был женский, вкрадчивый и какой-то подлый.

Нина позвонила Надьке и спросила:

— Почему ты так поступаешь? Мы же с тобой дружим с детства…

— Я берегу Ивана Савельевича, — ответила Надька.

— Но существует понятие: делиться. Если тебе повезло, должен же быть процент от успеха.

— Кто сказал? — спросила Надька.

Нина все поняла. Придется идти к высокопоставленному лицу через служебный вход, а не через Надькину раковину.

Через неделю Надька позвонила Нине как ни в чем не бывало.

Просто так. У них это называлось «потрындеть».

У Надьки было тяжело на душе. Андрей исчез из поля зрения. Его машина больше не стояла под домом. Это означало — конец. А всякий конец — маленькая смерть. А всякий мертвый возвеличивается в глазах.

Надька все понимала, но страдала. Хотелось с кем-то поделиться, слить пену с закипевшей души. Однако Нина не захотела предоставлять свои уши для слива.

— Позвони Нэле, — предложила она.

— А ты занята?

— Нет. Не занята. Просто не хочу.

— Интересно… — удивилась Надька. — Подруга называется…

Она привыкла к тому, что Нина охотно выслушивала ее душевные метания.