Надька подошла. Он поднялся. Она обняла его, прижала, спрятала в себе, как будто это был ее сын, которого избили дворовые мальчишки.

Иван стоял с опущенными руками. Не мог понять: проиграл он или выиграл?

Последнее время машин в Москве больше, чем людей. Или столько же. Застревали в пробках, стояли подолгу.

Борис сосредоточенно смотрел на дорогу. У него был хороший профиль и хороший парфюм. Это важно. Надьку последнее время мучили запахи.

— А почему ты ко мне не приставал? — спросила вдруг Надька. — Не хотел?

— Когда хотел, ты была занята. А потом я понял: дружба лучше, чем любовь. Потому что любовь проходит, а дружба — нет.

— Дружба — это самая прочная валюта, — согласилась Надька.

В последнее время она все думала: как лучше продать домик у моря? Какую взять валюту: доллары или евро?

Жизнь вернулась на круги своя, только по спирали вверх. Тогда нужны были деньги на квартиру, сейчас — на поселок. Ничего не менялось по существу.

Выехали на Кольцевую дорогу. Борис включил музыку. Зазвучали песни семидесятых годов. Ретро. Хорошая музыка, а время странное — социализм. Только такая искусственная система могла породить мечту об Онассисе. Придет дядя и все принесет в протянутых руках. Надо самой становиться Онассисом и самой вставать на свой кошелек. Оно вернее.

Машина впереди фукнула из трубы, окатила выхлопными газами.

— Не тошнит? — спросил Борис.

— Нет. Все нормально.

Тошнота и изжога отпустили Надьку. Видимо, беременность перешла во вторую фазу.

Приехали на место. Это оказался заброшенный пионерский лагерь «Высота». Он действительно стоял на возвышенности.

Лагерь пустовал двадцать лет. Огромный корпус был разворован вчистую, вытащили даже рамы. Внутри гулял ветер и лежал снег.

Дом отсырел, облупился и опустился, как бомж. На него было холодно смотреть.

Футбольное поле с уцелевшими воротами как будто хранило звонкие детские голоса. Статуи пионеров с облупленными носами, без рук…

Пловчиха с веслом и разбитым задом… А пловчиха-то зачем? Видимо, была лишняя статуя.

Надька смотрела и видела не то, что есть. А то, что будет.

Здесь будет город золотой, с прозрачными воротами, с алмазною звездой. А в городе том — сад, где травы да цветы, гуляют там животные небесной красоты.

Надька видела деревянные избы, которые будут собирать из архангельских бревен. Бревна — покрывать особым воском. Они будут золотиться под солнцем и сами излучать свет.

Птица счастья, тяжелая и жирная, как индюшка, поднялась и улетела в неизвестном направлении.

Надька поняла: ее счастье имеет облик не птицы, а молодой волчицы, которая рыскает и рискует и не знает, что будет в конце дня. То ли она задерет теленка, то ли ее саму забьют кольями.

Но азарт охоты… Но предчувствие победы…

Мужская верность

На двери его кабинета висела табличка: «Денис Петрович Мальцев. Профессор». Но вся лаборатория, игнорируя табличку, звала его Деничка. Его все любили, и было за что: ошеломительно талантливый, добрый, открытый настежь, как большой ребенок.

Он знал все: откуда взялась Земля, как появился первый человек, что было миллионы лет назад и будет миллионы лет спустя. Говорить с ним было — счастье. Единственное, я никогда не чувствовала в нем мужчины. Он был вне секса, и это, конечно, очень мешало. Чему? Всему. Хотя мне это «все» было совершенно не нужно. У меня крутился яркий роман, а Деничка околачивался возле моей рыжей подруги Надьки Абакумовой.

Надька играла на ударных в женском джаз-оркестре. Чувство ритма у нее было абсолютным.