Ну, последнего, может быть, и не надо.

Он подошел к люку для погрузки-разгрузки, и тут ему вновь повезло. На бетонной площадке под люком валялись раздавленные окурки и еще несколько пузырьков коричневого стекла, окружавших своего короля: темно-зеленый флакон от «Найкуила». Сам разгрузочный люк, к которому задом подъезжали фуры, располагался достаточно высоко, но бетонная стена раскрошилась, и там было за что зацепиться ловкому мальчишке в удобных мягких кроссовках. Пит поднял руки над головой, нащупал опору… а остальное, как говорится, уже история.

Наверху виднелась надпись большими красными буквами, уже успевшими поблекнуть: «ЭДВАРД ЛИТЛ РУЛИТ, КРАСНЫЕ ВИХРИ КРУЧЕ ВСЕХ». Неправда, подумал Пит. «Чумовые громилы» круче всех. Он оглядел с высоты задний двор, улыбнулся и произнес:

– На самом деле я круче всех.

Стоя там, наверху, над пустой автостоянкой заброшенной зоны отдыха, он и вправду чувствовал себя крутым. Сейчас – да.

Бред собачий, конечно, но притвориться-то можно.

Он забросил сумку на край люка (очень осторожно, чтобы не грохнуть бутылку с водкой) и сам забрался наверх. Ведущая внутрь металлическая дверь высотой не менее двенадцати футов была заперта на два здоровенных висячих замка, но в большой двери имелась дверь в человеческий рост. Пит попытался повернуть ручку. Ручка не двигалась. Пит навалился на дверь плечом, и она чуть приоткрылась. На самом деле неплохо так приоткрылась. Он посмотрел вниз и увидел, что дверь держит деревянный клин. Совершенно дебильная предосторожность. С другой стороны, а чего ожидать от ребят, окосевших от кокса и сиропа от кашля?

Пит убрал клин, и дверь распахнулась.

В самом центре, в окружении складных стульев, стояли два старых карточных стола, сдвинутых вместе. На столах в художественном беспорядке располагалось с полдюжины грязных пепельниц, несколько колод засаленных карт и коробка покерных фишек. На стенах висели постеры из взрослых журналов, штук двадцать-тридцать. Пит изучил их с большим интересом. Он знал о женских письках, видел их – и не раз – на эротических каналах (пока родителям не хватило ума заблокировать кабельное ТВ), но здесь они были бритыми. Пит не совсем понимал, в чем прикол – с его точки зрения, смотрелись они по-дурацки, – но он, наверное, еще проникнется. Когда станет старше. Зато голые сиськи с лихвой восполняли все недостатки. Голые сиськи – это чума.

В углу лежали три грязных матраса, тоже сдвинутые, как карточные столы, но Пит был уже достаточно взрослым и понимал, что там играют вовсе не в покер.

– Покажи мне свою письку! – приказал он одной из журнальных девушек на стене и захихикал. Потом сказал: – Покажи мне свою бритую письку! – и расхохотался. Даже жалко, что рядом нет Крейга Ганьона. Хотя он и полный дебил. Они бы вместе посмеялись над бритыми письками.

По-прежнему давясь смехом, он обошел по кругу весь зал. В помещении было промозгло, но не слишком холодно. Правда, воняло ужасно: смесь застарелого сигаретного дыма, травки и гнилой плесени, расползавшейся по стенам. Питу показалось, что он чувствует запах протухшего мяса. Может быть, это были остатки сандвичей, купленных в «Росселли» или «Сабвее».

На стене рядом с прилавком, где раньше люди заказывали «вопперы» и «вейлеры», Пит обнаружил еще один постер. С Джастином Бибером лет в шестнадцать. Кто-то закрасил ему зубы черным, налепил на щеку переводную татуировку и пририсовал по обе стороны от чубчика красные дьявольские рога. Лицо Джастина было утыкано дротиками для дартса. На стене над постером виднелась надпись черным маркером: «РОТ 15 ОЧЬКОВ, НОС 25 ОЧЬКОВ, ГЛАЗА 30 ОЧЬКОВ ЗА КАЖДЫЙ».