Позвать кого-нибудь, постаравшись перекричать мелодичные трели перфоратора? Что-то не хочется. Сдается мне, что люди, которые похищают кого-то и приковывают наручниками к батарее, не очень-то приятны в общении.

Дверь в комнату распахнулась.

Стоило мне взглянуть на вошедшего, как самые мои плохие подозрения подтвердились. Рожа у него такая, что только детей пугать. Да что там детей — я и сам невольно сжался.

Невысокий, но крепкий, с длинными, как у обезьяны, руками. И почти такими же волосатыми. Даже на тыльных сторонах ладоней и на фалангах пальцев — черные густые волоски. Щетина на щеках от самых глаз. А вот сама башка лысая, и на смуглой коричневой коже — какие-то рытвины. Похоже, от застарелых ожогов.

Не то кавказец, не то выходец из Средней Азии. Лет пятидесяти, может, старше. Черноглазый, тонкогубый, с жесткими, грубыми чертами лица, кустистыми черными бровями. И спокойным тяжелым взглядом, долго выдерживать который почему-то не получается. Одет в дорогой костюм, сорочка так и сияет белизной. Наряд этот выглядит на нем нелепо. Не только из-за обстановки. Просто этому головорезу больше подошел бы военный камуфляж и тяжелые берцы. А еще лучше — изгвазданный в кровище доспех.

А может, я просто слишком много времени провожу в Артаре.

Незнакомец подошел вплотную, встал передо мной, внимательно разглядывая. Не говорил ни слова. У меня начинать разговор тоже не было никакого желания. Даже шкодливый маленький бесенок, который обычно подзуживает меня съязвить, тоже настороженно притих.

— Долго дрыхнешь, — наконец, каркнул черноглазый. — Как голова?

Голос его оказался хриплым, низким. Такое ощущение, что он вот-вот разразится кашлем.

— Болит голова! — огрызнулся я. — Где я? Вы кто такой? И какого хрена вообще происходит?

— Зрение не двоится? Блевать не тянет? Может, круги цветные перед глазами? — не обращая внимания на мои вопросы, продолжил он.

Тоже мне, доктор!

— Блевать тянет только от вашей рожи. И от каморки этой занюханной. Вы меня что, похитили? Понимаете, что меня будут искать? И что…

В глазах на мгновение померкло от мощной оплеухи. Голова дернулась, а когда я попытался снова ровно сесть, к горлу моему прикоснулось что-то холодное и острое. Я невольно отстранился, замер в неловкой позе, опираясь на кровать руками.

Незнакомец, опершись одной ногой на край кровати, навис надо мной, прижимая лезвие ножа к моей шее. Взгляд его оставался таким же спокойным и холодным. Как и голос.

— Я знаю, тебе страшно. Поэтому дерзишь. Но не надо со мной так разговаривать. Будет хуже. Понял?

— П-понял.

Он убрал нож, и я невольно проследил за ним взглядом. Похожий на птичий коготь керамбит с вороненым клинком и блестящей, как зеркало, линией заточки. Держит обратным хватом, стальное кольцо на конце рукоятки наброшено на указательный палец. Рядом, на среднем пальце, поблескивает массивная золотая печатка с рубином.

Незнакомец по-прежнему нависал надо мной, глядя в глаза. И молчал.

— Что вам от меня надо-то?

— А ты не догадываешься?

Я подавил желание съязвить или как-нибудь грубо огрызнуться. Нож он от шеи убрал, но не спрятал совсем. И вид хищного изогнутого клинка в волосатой лапе, честно говоря, нервировал.

— Не догадываюсь.

— Никто не любит крыс, мальчик. Или ты думал, что тебе все сойдет с рук?

— О чем вы вообще? И кто вы, блин, такой?

— Теряем время.

— Вот именно! Говорите прямо, что вам от меня надо. Или вы что думаете — припугнете меня режиком, и я начну сознаваться во всех своих косяках, начиная с детского сада?

Незнакомец улыбнулся, но лучше бы он этого не делал — улыбочка у него была в стиле фильмов ужасов про сумасшедших клоунов.