Вот так, день за днем, ночь за ночью ходит «Джек» на острие ножа. Жизнь каждого разведчика ежеминутно висит на волоске. Опыта и отваги им не занимать. Но сколько подстерегает их непредвиденных случайностей, когда приходится уповать только на удачу…

Всю ночь в ушах Ани звучит это «Нидер — ауф». Ночью группа проползает мимо больших армейских палаток, в которых спят солдаты, идет нелюдимым бором, а в лесных урочищах будто эхом отзывается: «Нидер — ауф! Нидер — ауф!»

«Джек» проходит опушкой, а за лесом, под луной, как на старинном гобелене, раскинулся средневекового вида городок с замком, облицованным светло-серой штукатуркой, с крепостью и кирпичными казармами, с островерхой киркой и старинной ратушей. Сколько столетий подряд не умолкал на казарменном брусчатом плацу железокаменный топот кованых сапог, рев фанфар и этот тевтонский рык фельдфебелей: «Нидер — ауф! Нидер — ауф!» Под треск барабанов и вой «тевтонских» дудок, под прусскую «Глорию» фельдфебели штамповали на этой брусчатке солдат, учили поколение за поколением умирать во славу сначала прусского, а потом великогерманского оружия. Под прусский военный марш «Фредерикус Рекс» разучивала солдатня прусский гусиный шаг, разводила караул у надменных памятников прусским завоевателям.

Здесь родился великодержавный прусский дух, родилась прусская дисциплина, утвердились прусские представления о присяге, долге и чести. Здесь выковывалось духовное оружие германского солдата, солдата-завоевателя, солдата-человеконенавистника.

В глухом болотистом лесу, в непроглядном мраке, как леший, кричит филин. А голодной, измученной Ане мерещится, что это оборотень-фельдфебель, нахохлившись сычом, пяля пуговицы-глаза, выкрикивает свое «Нидер — ауф!».

…По тильзитскому шоссе движутся моторизованные войска. На этот раз они передвигаются не на северо-восток, к фронту, а на юго-запад.

Странное дело — это магистральное шоссе имеет сейчас огромное значение для германского командования, оно летит, прямое как стрела, к фронтовому району за Тильзитом и Таураге, западнее Шауляя, где 3-я танковая армия из последних сил пытается устоять под напором советских войск. Какого же рожна «дер фюрер» снимает с фронта войска, куда гонит их?

Есть только один способ ответить на этот вопрос — задать его одному из офицеров, что сидят сейчас, подремывая, в проносящихся мимо бронетранспортерах. Знают наверняка ответ на этот вопрос и трое офицеров, что стоят у остановившейся неподалеку на обочине машины. Это камуфлированный штабной «Мерседес-220», похожий на «виллис». Водитель поднял капот и наклонился над мотором. Офицеры закуривают.

Под луной светится серебристая вязь офицерских гербов на фуражках с высокой тульей…

Шпаков видит, что близок уже хвост колонны.

— Мельников! Овчаров! Целиков! — хрипло командует он. — Взять «языка»! Ждем вас на той стороне шоссе. В случае чего, окажем первую помощь!

Всем в группе памятна присказка Коли Шпакова: «Первая помощь в тылу врага — это помощь друга, помощь огоньком; последняя помощь — это граната к сердцу или пуля в висок!»

Насвистывая «Лили Марлен» — «шляггер» вермахта № 1, — разведчики не спеша, вплотную подходят к немцам. Те даже не окликают их, не спрашивают пароль — кого им бояться в своем тылу, на германской земле? Идут себе трое каких-то штафирок…

Луна над черным лесом и светлой шоссейной лентой блестит совсем по-неприятельски, как монокль в левом глазу пруссака.

Колонна прощально моргает красными глазами стопсигналов. Поскрипывает под ногами гравий.

Три Ивана без слов понимают друг друга.