Когда Лжедмитрий выходил из собора, Путимка подвернулся ему под ноги. Отшвырнула мальчишку стража. Ударился Путимка о каменный пол собора. Шишек себе набил.

Шишек набил. Зато царя-государя видел.

Казнить? Не казнить?

Не все московские бояре склонили свои головы перед Лжедмитрием. Среди несклонивших – Василий Шуйский.

Князья Шуйские – славный и давний род. Долгие годы они состояли в родстве с московскими царями. Во времена Лжедмитрия жили три брата Шуйских. Василий самый из них известный.

О самозванце он говорил:

– Вор сел на царство. Вор!

Соглашаются с ним братья:

– Лжец он. Расстрига!

Услышаны были крамольные речи Шуйских. Донесли самозванцу.

– Шуйские смуту сеют.

– Шуйские против тебя, государь, идут.

Схватили Шуйских. Судили. Василию – смертная казнь. Братьям – до конца их дней тюремное заключение.

Приготовился Шуйский к смерти.

Лжедмитрий торопился с казнью. Она была назначена на следующий день.

Однако Василий Шуйский и в стране, и в Боярской думе был уважаемый человек. Ропот шел по Москве. Лжедмитрий насторожился. Задумался. А тут еще и в Боярской думе прозвучали голоса за Шуйского.

– Казнить? Не казнить? Казнить? Не казнить? – мучился самозванец.

Наступил час казни. Вывели Василия Шуйского на Красную площадь. Подняли на помост. Застыл палач с топором в руках. Минута – взлетит топор. Замрет в вышине. Опустится. Покатится с плахи боярская голова.

Последняя минута жизни. Зажмурил Шуйский глаза. Забормотал молитву.

И вдруг… Из ворот Кремля выскочил верховой. Он мчал к месту казни. В руках у конного была какая-то грамота.

– Государь милует! Государь милует! – кричал верховой.

Не состоялась казнь.

Сохранилась жизнь князя Василия Шуйского. Пройдет немного времени, и он сам станет русским царем.

«Мать» и «сын»

Мать царевича Дмитрия – Мария Нагая – была седьмой женой царя Ивана Грозного. После гибели Дмитрия ее отправили в далекий монастырь. Она получила новое имя – Марфа.

Многие годы прошли с той поры. Многое стерлось в памяти. Постарела бывшая царица Мария Нагая.

Далеко на севере монастырь. На Белоозере.

И вот однажды примчался в монастырь гонец. Это был посланец от Лжедмитрия.

Давно самозванец вынашивал смелую мысль: вот было бы хорошо, если бы царица Мария Нагая признала в нем своего сына.

– Признает? Не признает? Признает? Не признает? – вновь, как и при решении судьбы Василия Шуйского, мучился самозванец.

Примчался посыльный от Лжедмитрия на Белоозеро. Повидался с монахиней Марфой. Все о царевиче Дмитрии ей рассказывал: и как он от смерти спасся, и как нашлись добрые люди, которые его воспитали. И как объявился царевич в Речи Посполитой. Обещал посыльный Марии Нагой золотые горы и кисельные берега.

Выслушала бывшая царица посланца. Долго о чем-то думала. Поверила, не поверила в чудесную историю своего воскресшего сына – трудно сказать. Однако к концу разговора кивнула утвердительно.

Быстро мчал от Белоозера к Москве резной возок. Резво бежали кони.

Встреча «сына» и «матери» была назначена в подмосковном селе Тайнинском. Толпы народа собрались у места встречи.

Встретились «мать» и «сын». Крепко обнялись. Расцеловались. Мария Нагая обливалась слезами. Плакал и самозванец.

– Признала! Признала! – неслись из толпы голоса.

После недолгого разговора с «сыном» Марию Нагую пересадили в богатую карету.