Директор «Букиниста» вздохнул с облегчением. Ему давно не по душе была эта служащая, которая не нашла общего языка со странными, слегка какими-то запыленными, лакомыми до букинистических раритетов покупателями. Апогеем стал камерный скандал, устроенный в магазинчике некоей ученой дамой. Дама эта, вредная горбунья, была профессор кафедры русской литературы, дверь в «Букинист» не открывала ногой только в силу врожденной воспитанности, потому что у нее самой библиотека была ого-го! Но даже в этой библиотеке как-то не нашлось очень важной книги, и профессорша пожаловала в магазин, где и попросила, не теряя время зря, показать, что есть из произведений поэта Алексея Толстого, автора бессмертной, давно ставшей народной, песни «Колокольчики мои, цветики степные». Разумеется, ей тут же вручили два тома «Петра Первого», три – «Хождения по мукам», шесть экземпляров «Детства Никиты» и прекрасно иллюстрированный, дорогой фолиант книги «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Профессорша собрала скупо отпущенную ей природой кротость, и сказала:
– Деточка, вы немного ошиблись. Вы дали мне книги не того Толстого.
– То есть как? – возмутилась «деточка». – Вот – Алексей Толстой! Вы сами просили. А есть еще Лев. Вон, аж девяносто томов стоят! Так вам Лев нужен? Так бы и говорили! А то сами не знают, чего хотят…
Последние слова нахалка произнесла как бы про себя, но бывалая ученая услышала. Взбучки, что она задавала, помнили уже три поколения студентов, некоторые из них всю оставшуюся жизнь просыпались по ночам, когда во сне им вдруг слышался знакомый голос, который в изысканно-вежливых выражениях объяснял, почему именно этот студент недостоин марать своим потрясающим невежеством великую русскую литературу. Но наглой продавщице профессорские реприманды были как об стенку горох, она продолжала по-коровьи тупо глядеть в пространство, причмокивая, сосать барбарисовый леденец, и размышлять на актуальную тему: брать ли у парфюмерно-косметической Ленки кружевной бюстгальтер, или подкопить чуток и купить демисезонное пальто… А вот выбежавший на шум директор принял нагоняй близко к сердцу.
Вечером Ксения Адамовна рассказала племяннице о случившемся в «Букинисте». Поведала, что директор извинялся и обещал уволить необразованную хамку. Ганна сделала вид, что не особенно впечатлилась рассказанной историей. Но утром следующего же дня пришла в «Букинист» и предложила на должность продавца свою кандидатуру…
Ганна директору приглянулась. Без глупостей девушка. На ней отдыхал взор после плодово-ягодных, пергидрольных, капроновых прелестей предыдущей подчиненной. На личике пьяные черти горох молотили? Что ж, со всяким может случиться. Зато выглядит прилично, духами не воняет, косметикой не злоупотребляет, платья у нее скромненькие, как у школьницы.
На фоне книжных стеллажей Ганна смотрелась весьма уместно. Впервые с тех пор, как круто переменилась ее жизнь, Ганна услышала в себе дыхание силы, впервые робко использовала ее, и все, вуаля! Она принята на работу!
Ее мечта исполнилась, больше нечего было желать. Ганна работала в «Букинисте». Дни проходили, похожие один на другой, Ганна не успевала замечать, как сменялись за окном времена года. Жила она по-прежнему с теткой. Две женщины делили между собой однокомнатную квартирку, вдвоем коротали вечера. Горбатая старая дева, синий чулок, и тихая продавщица, изуродованная ревнивой женой любовница. Как это все же грустно!
Ганна много времени проводила в «своем» магазине, оставалась там надолго после закрытия. Куда торопиться? Перебирала книги, листала их, размещала по-новому на стеллажах. Все ниже и ниже опускались сумерки, с улицы до Ганны доносились стук каблуков, смех, обрывки разговоров:
– А он мне, такой, говорит: ну че, пошли, покурим…
– Девушка, а девушка, вы куда так торопитесь?
– Взяли три шампуня, диски – и двинули…
Жизнь проходила мимо, как толстая, румяная, полупьяная бабища, громко топая, хохоча, бранясь и кокетничая. |