Ирен потянула на себя дверь. Внутри горел свет. Все было готово к приему постояльцев: двухместные комнаты, гостиная с телевизором, двумя диванами и буфетом, просторная кухня с большим столом. Циглер потянула его в ту часть дома, которая примыкала к скале, в комнату с металлическими шкафчиками и закрепленными на стенах вешалками, видимо служившую одновременно тамбуром и раздевалкой. В глубине комнаты Сервас заметил желтую зарешеченную дверцу фуникулера, а за ней черный провал галереи, ведущей вниз.

Циглер махнула рукой, мол, входи, потом закрыла за ними дверцу и нажала кнопку. Мотор запустился, и кабина пошла вниз под углом градусов в сорок пять. Она медленно ползла по гладким рельсам, слегка вибрируя, и в черном туннеле, словно встречая ее, ритмично вспыхивали неоновые лампы. Шахта вывела в просторный зал, вырубленный в скале. Тут стояли станки, лежало множество труб и тросов. Рабочие здесь носили те же белые комбинезоны, что и персонал станции. Видимо, это была здешняя форма.

— Я бы хотел, чтобы этих рабочих допросили как можно скорее, до завтра. Не давайте им разойтись по домам. А что, сюда каждую зиму приезжают одни и те же люди?

— О чем вы подумали?

— Да пока ни о чем. Расследование в этой стадии похоже на перекрестье лесных дорожек. Все тропки сошлись, а правильная только одна. Когда безвылазно сидишь на горе, в замкнутом пространстве, вдали от мира, это связывает и давит. Тут надо иметь крепкую голову.

— Старые рабочие за что-то разозлились на Ломбара? Но зачем такой странный спектакль? Когда кто-нибудь хочет отомстить нанимателю, он является на рабочее место с оружием и, как правило, ругается с патроном или с его коллегами, прежде чем вступить в бой. Но ему никак не придет в голову привязывать коня на площадке фуникулера.

Сервас понимал, что она права.

— Надо провести психиатрическое тестирование всех, кто работал и работает на электростанции в последние годы, — сказал он. — Особенно тех, кто отправлялся именно сюда.

— Прекрасно! — прокричала она, пытаясь заглушить шум мотора. — А сторожей?

— Сначала персонал, потом сторожей. Если надо, будем допрашивать всю ночь.

— Ради коня!

— Ради коня, — подтвердил он.

— У нас есть шанс! В нормальную погоду здесь стоит невероятный грохот! Но сейчас заслонки закрыты, и вода из озера не поступает в распределительную камеру.

Сервас находил, что шум — вовсе не такое уж зло.

— Как это все работает? — спросил он, и ему тоже пришлось почти кричать.

— Я толком не знаю! Верхнее озеро наполняется талыми водами. Вода по подземным галереям поступает в укрепленные трубы, те самые, что мы видели, когда летели сюда. По ним она устремляется вниз, в долину, к гидравлическим механизмам электростанции. За счет силы падения воды вертятся турбины. Вода поступает каскадом, или что-то в этом роде. Турбины преобразуют энергию ее падения в механическую. Затем генераторы переменного тока вырабатывают электричество, а оно уже передается по линиям высокого напряжения. Станция дает пятьдесят четыре миллиона киловатт-часов в год: достаточно, чтобы обеспечить город с тридцатитысячным населением.

Выслушав эту маленькую лекцию, Сервас не мог не улыбнуться.

— Для человека несведущего вы на удивление компетентны.

Он обвел взглядом темную зарешеченную пещеру, металлические конструкции, сквозь которые протянулись кабели и вентиляционные трубы, неоновые лампы, огромные механизмы с контрольными щитками, бетонированный пол…

— Ладно, надо возвращаться, здесь мы ничего не найдем.

Когда они вышли, небо нахмурилось, и темные облака заклубились над ледяным кратером озера, который сразу обрел жутковатый вид.