— Где горничная? — прошептала повариха.

— Кари? Гуляет с парнем из хутора, так я полагаю. После ужина она улизнула с таким виноватым видом, что, видно, ей нужно было туда.

Они вздрогнули, так как из дома послышался звук приближавшихся тяжелых шагов. Дверь на кухню распахнулась.

— Есть ли здесь кто-нибудь? — произнес незнакомый мужественный голос, еще дрожавший от гнева. — А, отлично! Не присмотрите ли немного этой ночью за ребенком? Фрекен Белинда не придет домой, а господин Абрахамсен… чувствует недомогание.

Затем он захлопнул дверь и ушел. Женщины долго смотрели друг на дружку.

— Сумасшедший из Гростенсхольма, — прошептала кухарка, вытаращив глаза. — Как бишь его зовут?

— Вильяр Линд из рода Людей Льда. Ну, теперь ждать грозы.

Когда Белинда услышала конский топот, она поднялась и встала у обочины. Она пыталась стереть с лица все следы слез, но это было не так легко. Она расчесала пальцами волосы. Глупый узел на затылке, сделанный Гербертом, она распустила уже на лестнице в Элистранде, испытывая отвращение к этой прическе.

Вильяр остановился перед нею.

— Ну, как дела?

— Лучше, — сказала она. — Теперь я спокойна.

— Хорошо. Я позаботился о том, чтобы никто тебя больше не мучил. Давай, садись впереди меня. Нам нужно сразу трогаться, я опаздываю.

Она влезла на спину лошади и нашла устойчивое положение. Когда он обнял ее, по ее телу прошла дрожь, но это было совсем не так, как с господином Абрахамсеном. Это ощущение было гораздо приятнее.

Какое-то время они ехали молча. Мимо церкви, миновали Гростенсхольмский приход. Белинда не достаточно ориентировалась, чтобы понять, куда они направлялись. Она заметила, что он был очень взбудоражен и что ему было трудно успокоиться. Белинда сказала:

— Ты мой друг, не так ли?

— Да, разумеется.

— Могу ли я говорить с тобой откровенно?

— Это называется дружбой.

— Да. — Она немного помолчала. Правильно формулировать мысли никогда не было сильной стороной Белинды. — Я была очень глупой, — призналась она.

— Каким образом?

— Нет, это так трудно объяснять. Ты понимаешь, я ничего не знала.

— О чем же?

— Я имею в виду, никто никогда мне ничего не объяснял. Они говорили, что я глупа, чтобы понять. И моя мать рассердилась, когда я спросила, откуда у Сигне появился ребенок. Я была страшно глупой.

— А теперь ты это знаешь?

— Нет. Но я могу догадываться. Я имею в виду, это связано с тем, есть ли желание или нет. Не так ли?

Это было выражено довольно неопределенно. Вильяр почувствовал бесконечное сострадание к этой заброшенной девушке, с которой никто не считался.

— Я бы сказал, что это связано с любовью, — ответил он осторожно. — Желание… Его, пожалуй, может иметь любой, а если им злоупотребляют, то оно только презренно. Как у Абрахамсена. Он вел себя по отношению к тебе ужасно скверно. Непростительно!

Она подумала.

— Да. Это было прекрасно, то, что ты сказал о любви. Я тоже думаю, что это так.

Следить за ее расплывчатыми мыслями было нелегко. Но Вильяру казалось, что он понимал. И что она схватывала то, что он имел в виду.

— Куда мы направляемся? — робко спросила она.

— Я хочу доказать, что могу положиться на тебя, Белинда. Сегодня вечером ты будешь на одном из наших тайных собраний.

— С «другими»? Он улыбнулся.

— Именно. С другими.