Не будь девушка такой трусихой, она бы связалась с отцом ребенка, но останавливало то, что он был не только богат и известен, но еще и политик. Элли смутно подозревала, что политики умеют избавляться от маленьких проблем в виде назойливых экс-любовниц, причем не с помощью выплаты отступных, а другим, более кардинальным образом. От этого ей становилось еще страшнее.

Одним словом, Элли крупно не повезло.

Неожиданно из пылесоса раздалось громкое металлическое клацанье, и Элли быстро нажала на кнопку. Похоже, она не заметила на ковре какой-то металлический предмет – монетку, например, – а пылесос заглотил ее. Элли присела на корточки, наклонила пылесос, осмотрела щетку, покрутила ее. Вращалась она легко – значит, предмет попал внутрь. Элли сильно тряхнула пылесос, и из него выпал небольшой серебряный медальончик в виде сердца, по размеру явно детский. Так, по крайней мере, подумалось Элли. Она попробовала ногтем открыть его, но он упорно не открывался. В конце концов оставив свои попытки, девушка сунула его в карман.

Она могла, конечно, оставить медальон в комнате – положить на тумбочку или на полку, но решила поступить иначе. Элли вышла в коридор, к своей тележке, взяла конверт – ими администрация снабжала прислугу как раз для таких случаев, – написала на нем дату, время, название номера, сунула туда медальон и заклеила. Затем она бросила его на нижнюю полку тележки.

– Вот и все, малышка, – пробормотала она. – Теперь твой медальончик попадет в стол находок. Там ты его и получишь, в целости и сохранности.

Затем она снова вернулась в Имбирный номер и продолжила уборку.

– Что делать? Что мне делать? – громко причитала она, и жужжание пылесоса заглушало ее плачущий голос.

Очнулась она, как ни странно, в оранжерее, где проходили занятия, в углу, у своего мольберта. Дайана с удивлением посмотрела на приколотый к нему чистый лист бумаги, не понимая, как он сюда попал. Услышав приятный воркующий голос Бо Рафферти, она вдруг нахмурилась. Маэстро давал наставление ученикам. Сегодня он предлагал им поработать угольным карандашом, попробовать изобразить то, что их беспокоит или занимает больше всего, – мысль, ситуацию, чувство или проблему; все, что угодно.

– Не думай о том, что делаешь, – говорил он, – а просто рисуй. Пусть мысли текут свободно.

Дайана вспомнила, что то же самое он говорил ей пару дней назад. Да-да, именно так и сказал: «Не думай, а просто рисуй. И пусть твои мысли текут свободно».

У нее вновь возникло желание нарисовать портрет Квентина, но Дайана усилием воли отбросила его.

Вдруг она вспомнила о том, что произошло с ней утром. Но что это было? Полусон-полуявь? Действительно ли она видела на стекле мольбу о помощи, или это ей только приснилось?

«Помоги нам».

«Нам»? Кому это «нам»? Ладно, если это был сон, всего лишь сон. Странный и страшный. А может быть, очередной симптом? Еще один признак того, что ей становится не лучше, а хуже?»

Дайане сделалось страшно. Болезнь превратила ее жизнь в кошмар. Первые признаки заболевания обнаружились, когда ей было всего восемь лет. Целых двадцать пять лет Дайана боролась с ним. Правда, в последнее время все потихоньку начало выправляться. Раньше ей приходилось тяжелее – мучили кошмары, среди разрозненных мыслей в голове вдруг звучали чьи-то незнакомые голоса, словно кто-то находился поблизости; иногда перед глазами мелькали странные предметы и туманные человеческие лица; порой краем глаза Дайана замечала какое-то движение, которое тут же исчезало, стоило лишь повернуться.

Отец ее сильно переживал, когда Дайана говорила ему о своих тревожных ощущениях. Но то было в далеком детстве. Серьезно болезнь вторглась в ее жизнь, когда Дайана вступила в период юности.

Самым страшным были моменты забытья: девушка вдруг оказывалась в каком-либо странном месте или делала что-то такое, часто очень опасное, чего бы никогда не сделала осознанно.