Рауль поморщился.

— Сейчас я положу цветы на ее гроб.

— Потому что тебе этого хочется?

— Посмотри на ее отца, мать, бывшего мужа и двух любовников. Они вот-вот передерутся. Я положу цветы, сделаю все, чтобы моя мать получила доступ к внуку, и затем вернусь в Африку, чтобы заниматься медициной. Мое место там.

В течение первых двух дней после автокатастрофы никто не задавал Джессике вопросов, так как из-за сотрясения мозга, шока и анестетиков, которые ей давали, чтобы снять боль в вывихнутом плече, она не могла отвечать на них.

Спустя некоторое время ее начали опрашивать: сначала на английском языке, затем, когда стало ясно, что она говорит на их языке, — на мелодичном смешении французского и итальянского, принятом в Альп'Азури.

Как ее зовут?

На этот вопрос ответить было легко.

Джессика Девлин.

Откуда она? У нее австралийский паспорт.

Да. Она австралийка.

Кому сообщить о том, что случилось с ней?

— Никому, — сказала Джессика, вызвав всеобщее удивление. — Лишь в случае моей смерти свяжитесь с Корделией, моей двоюродной сестрой, но не смейте делать это, если у меня есть хотя бы малейший шанс выжить. Пожалуйста.

Эти люди, которые так заботливо ухаживают за ней… Кто они?

Среди них была элегантно одетая немолодая леди с седыми волосами, которая с тревогой смотрела на нее, и седовласый пожилой джентльмен, почтительно называвший ее «мадам» и приносивший подносы с едой.

Кто еще? Две медсестры — ночная и дневная — и врач, который успокоил ее:

— Все будет в порядке, моя дорогая. Вы молодая и сильная женщина.

Да, конечно.

Когда все вышли из комнаты, он осторожно прикоснулся к ее руке.

— Я должен знать. В машине не было никого, кроме вас. У вас нет обручального кольца, но я определил, что вы рожали. Ребенка не было с вами? — Он подготовился к худшему. — Никто не упал с обрыва?

Джессике было трудно ответить, но доброго старого доктора нужно успокоить. Худшее уже произошло.

— У меня… был ребенок; он… умер. В Австралии. До того как я приехала сюда.

— Сочувствую, — тихо сказал доктор, но Джессика уже закрыла глаза.

После смерти Доминика она почти не спала, и теперь ее измученное тело молило об отдыхе.

На шестой — или седьмой? — день Джессика открыла глаза и впервые сознательно оглядела комнату. Это не больничная палата.

Медсестра отсутствовала. В роскошно обставленной спальне сидела у окна пожилая леди, чье лицо, носившее следы былой красоты, уже было знакомо Джессике.

Ей показалось, что по лицу женщины текут слезы. Она плачет? Почему?

— Что случилось? — слабым голосом спросила Джессика, и леди повернулась. Печаль на ее лице сменилась тревогой.

— О, дорогая. Не вам спрашивать об этом.

Взгляд Джесс блуждал по комнате. Вероятно, она все еще грезит.

— Где я?

— В королевском дворце Альп'Азури.

— Та-а-ак. — Джессика помнила, где она: в крошечной европейской стране, которая славится по всему мире прекрасной пряжей и замечательными ткачами, и она приехала сюда, потому что…

Потому что ей надо закупить ткань и пряжу. В памяти всплыл разговор с двоюродной сестрой Корделией.

— Поезжай, дорогая. Найди поставщиков. Это поможет тебе забыть о твоем горе.

О Доминике? Разве его можно забыть? Но сейчас не время думать о нем.

— Почему я не в больнице?

Лицо пожилой дамы потемнело.

— Вы помните, что произошло с вами?

— Нет, — солгала Джесс.